Джон Апдайк - Кролик разбогател

Он надеется, что не обидел Чарли, оборвав разговор, но ему как-то не хотелось с ним сегодня говорить — малый совсем зашел в тупик и явно немного свихнулся, это действует как-то угнетающе. Ну к чему винить крупные нефтяные компании, когда мелкие компании ничуть не лучше. Правда, с той высоты, на какую воспарил Гарри, кто угодно будет казаться мелким и свихнувшимся. А он оторвался от земли и летит высоко — к новому острову в своей жизни. Он достает из верхнего левого ящика тюбик леденцов «Лайа Эйверс», чтобы от него лучше пахло — а вдруг его поцелуют, — и выходит через заднюю дверь. При этом он осторожно вытягивает засов: достаточно ведь посадить пятнышко жира на дубленку, и от него уже не избавишься.

Поскольку Нельсон забрал его «корону», Гарри взял себе голубую «селику-супра», последнюю модель фирмы «Тойота», с мягкой приборной доской, электрическим таксомотором, стерео с четырьмя колонками, кварцевыми часами, автоматической трансмиссией, контролем скорости, управляемыми компьютером подвесками, десятидюймовыми дисковыми тормозами на всех четырех колесах и кварцевыми галогеновыми передними фарами. Ему нравится эта машина — она катит как по маслу. «Корона» хоть и надежная, но похожа на крепкого маленького жучка, а в этой голубой хищнице есть шик. Вчера, когда он к вечеру ехал на ней домой, черные, болтающиеся в нижней части Уайзер-стрит, так и таращились. После того как они с Дженис отвезли мамашу на Джозеф-стрит, 89, в ее «крайслере» (который даже Гарри было трудно вести после того, как он целую неделю ездил на такси по левой стороне дороги) и уложили в постель, они вернулись в центр на «мустанге» — Дженис сидела в нем такая гордая: еще бы, сумела все-таки отстоять переезд в собственный дом — и отправились в мебельный магазин Шехнера, где был большой выбор кроватей, уродливых кресел и столиков вроде тех, что стоят у Мэркеттов в гостиной, только хуже, без крышки в шашечку. Они так и не решились ничего купить, а когда магазин уже закрывался, Дженис отвезла мужа в «Спрингер-моторс», чтобы он взял себе там машину. Он выбрал эту модель, цена на которую выражалась пятизначной цифрой. И черные, когда он мчался мимо в своей сверкающей чисто-голубой машине, таращились на него из-под неоновых вывесок: «Дружеский приют Джимбо», «Живой дивертисмент» и «Для взрослых, взрослых, взрослых», — он боялся, как бы кто-нибудь из этих болтающихся на холоде парней не кинулся к нему, когда он остановится у светофора, и не поцарапал капот металлическим ключом или не разбил ветровое стекло молотком, мстя за свою неудавшуюся жизнь. На многих стенах в этой части города можно видеть сделанную спреем надпись: «Ушлый жив», — но не сказано, где он.

Он солгал Чарли. С Дженис он должен встретиться только в половине второго, а сейчас на кварцевых часах его машины 11.17. Едет он в Гэлили. Он включает радио — звук здесь мощнее, богаче, объемнее и многообразнее, чем в его старой «короне». Хотя он крутит ручку настройки и вправо, и влево, и снова вправо, но не может найти Донну Саммер — она отошла в небытие вместе с семидесятыми. Зато какой-то малый поет гимны, так нажимая на слово «Иисусе», точно это апельсин и из него вот-вот брызнет сок. А такой мягкий многоголосый фон он слышал на пластинках, когда еще учился в школе: в музыкальных автоматах видно было, как падает пластинка, и девочки ходили на танцы в таких шуршащих платьях из тафты или чего-то еще, к которым прикладывали букетики, подаренные тобой. Букетики сплющивались по мере того, как партнеры все ближе прижимались друг к другу, и от напудренных грудей девчушек исходил их запах по мере того, как разогревались тела и партнер за партнером в лиловом свете погруженного в полутьму гимнастического зала прижимал их к себе, а над головой свисали полоски гофрированной бумаги и баскетбольные корзины, перевитые бумажными цветами, все эти теплые тела мягко стукались друг о друга в предвкушении холодного воздуха, который встретит их на улицах в машинах, где светиться будет лишь приборная доска, а от тепла, исходящего от тел, запотеет ветровое стекло, тафта будет задрана и смята, холодные пальцы будут неуклюже расстегивать пальто и брюки, снимать трусы, одежда превратится в серию туннелей, тело Мэри-Энн покорится его рукам, а пространство между ее ногами покажется ни с чем не сравнимым, мягким, душистым и безопасным, этаким отдельным мирком. Затем — известия, которые передают каждые полчаса. Молодая женщина с суровым голосом, работавшая диктором на местной станции, давно куда-то исчезла — интересно, думает Гарри, где она сейчас: танцует в дискотеке или работает помощником вице-президента в компании, производящей пиво «Подсолнух». Новый диктор говорит совсем как Билли Фоснахт — видно, губошлеп. Президент Картер объявил, что он за бойкот Московской Олимпиады 1980 года. Реакция спортсменов — разная. Премьер-министр Индии Индира Ганди отошла от просоветской позиции по Афганистану, которую она вроде бы занимала вчера. Член палаты представителей от штата Иллинойс Филипп Крейн в ходе весьма суматошной кампании по выборам назвал глупостью предложение сенатора Эдварда Кеннеди от штата Массачусетс перевести атомную электростанцию в Сибруке, штат Нью-Гемпшир, на уголь. В Японии бывшего участника ансамбля «Битлз» Пола Маккартни посадили в тюрьму, обнаружив при нем восемь унций марихуаны. В Швейцарии ученым удалось вывести бактерии, необходимые для производства чрезвычайно редкого человеческого белка — интерферона, антивирусного средства, которое может облагодетельствовать человечество в не меньшей мере, чем пенициллин. Ну а если золотые коронки подорожали, так это потому, что цена золота сегодня на Нью-Йоркской бирже поднялась до восьмисот долларов за унцию. А, черт! Слишком рано он продал свое золото. Восемьсот помножить на тридцать — это будет двадцать четыре тысячи, значит, почти на десять косых больше четырнадцати тысяч шестисот; надо было ему держаться золота, черт бы побрал этого Уэбба Мэркетта с его серебром. А теперь наша программа передает «Приятную музыку для приятных людей» — традиционный гимн «Храни меня, Спаситель». Гарри выключает радио и едет дальше уже лишь под урчание мотора «супры».