Я был социалистом, потому что верил в справедливость. Мне казалось, что рабочие должны получать честную долю произведенных ими благ. Я думал, что белые не должны мешать жить неграм. Я полагал, что школы, больницы и университеты должны работать на основе честных принципов, чтобы никто не мог купить себе преимущество. Я был уверен, что людям следует относиться друг к другу с добротой и пониманием, потому что единственный урок всей нашей жизни, единственное назидание искусства – это всеобщее равенство. Я думал, что бросить Джо было бы неправильно, что это было бы нечестно.
Впервые за последние четыре года мы с Джо планировали съездить в Великобританию и жили только на половину зарабатываемых денег, а остальное откладывали на поездку домой. Мы планировали полететь туда через Китай, Корею, Японию, Канаду, США и всю Европу.
Я не мог сообщить Джо, что ей придется ехать одной. Я пообещал Ди, что скажу жене все, что должен сказать, а затем вернусь в Австралию. Ди ответила, что будет ждать ровно один год. Не знаю, верил ли хотя бы один из нас в эти слова.
Я позвонил Ди из Бангкока спустя два с половиной месяца, после путешествия по Вьетнаму, Камбодже и Лаосу. Она сказала, что старается не ненавидеть меня, но еще очень не скоро захочет увидеться со мною. Она освобождала меня от обязательств и не чувствовала себя связанной своими собственными. За десять недель, прошедших с момента моего отъезда, ее карьера пошла в гору, она нашла работу журналиста, а потом еще одну – редактора журнала. И она не собиралась тратить свою жизнь впустую, страдая в одиночестве и ожидая человека, который находится где-то на другом конце света со своей женой. Она не желала становиться святой мученицей и попрощалась. Моя душа стонала.
Я твердо решил никогда не рассказывать Джо о случившемся, чтобы не сделать ей больно, но не утерпел и выложил все, когда мы сидели в кафе на Хао-Сан-роуд. Джо рассмеялась, потому что она не могла поверить в то, что слышала, а затем мы орали, орали и орали. Я понятия не имел, что мне (или нам) теперь делать. Мы решили продолжить путешествие и полетели в Канаду, но не смогли прекратить орать друг на друга, не смогли бросить курить. Мне было необходимо повидаться с Ди и сообщить ей, что я не тот, кем она меня считала. Никто со мной так не разговаривал – как будто я пустое место – по крайней мере, со школьных времен.
Я верил в справедливость, верил, что если ты наполняешь мир болью, то она множится внутри каждого, кто с ней соприкасается. Когда отец бьет сына, сын бьет всех, кто меньше него. Если сын повернется против отца, отдаст то, что получил сам, и заберет то, чего лишился, то порочный круг замкнется, и все будет кончено. Я верил, что месть – долг, что каждый, кого ударили, должен ударить в ответ с удвоенной силой, в противном случае череда обид будет продолжаться вечно. Ди хотела сделать мне больно, я никак не мог отбросить эту идею. Я любил ее, но она первой стала нападать, мне хотелось убить ее.
По дороге в Ванкувер, прекрасный, дружелюбный Ванкувер, где я разбил сердце Джо и полностью переродился, мне встретились скинхеды в одежде защитного цвета и высоких ботинках «Доктор Мартине». Я хотел налететь на них, пинаясь и толкаясь, заставить их ударить меня, запинать меня до смерти, вышибить из меня дух.
Я не мог смириться с тем, что был собой. Мой мозг постоянно покрывала испарина. Я чувствовал, как он наливается пузырями и они лопаются. Сердце словно сдавила чья-то невидимая рука, в горле был кулак, а в желудке – огромная опухоль. Я зациклился на своей боли. Мы перекусили в придорожном кафе, Джо стошнило. Спустя неделю мы расстались, расстались так же, как мои родители: без криков, мордобоя, злобы, только с невыносимой болью. Я сел на самолет до Сиднея, не зная, как долго пробуду в Австралии – выходные или всю оставшуюся жизнь.
Крис встретил меня в аэропорту. Мне нужно было излить душу, но он уехал на выходные с девушкой, с которой познакомился в пабе, и оставил меня одного в своей квартире. У меня было с собой несколько пачек сигарет из беспошлинного магазина, я курил сигареты одну за другой, одну за другой, одну за другой, дышал никотином, как кислородом. Сперва Ди отказалась разговаривать со мной, но потом назначила мне встречу в «Розе и Короне» на Гленмур-роуд. Она сказала, что я ей неинтересен, что все кончено, она не хочет меня знать.
Я вернулся в квартиру Криса. Позвонила Джо, я сказал, что лечу в Канаду, но тогда были выходные, у меня не было кредитной карточки, и я не мог купить билет до понедельника. Она ответила: «Дорогой, я так счастлива».
Читать дальше