Майкл Чабон - Приключения Кавалера и Клея

— Корнблюм? — наконец догадался Макс, и выражение его лица тут же из озабоченного сделалось сочувственно-довольным. Он покачал головой и дал знак женщине в зеленом опустить пистолет. — Ручаюсь, Корнблюм, здесь ты его не найдешь, — сказал старик, а затем с кислой улыбкой добавил: — Вокруг этой квартиры я многие годы все прочесывал.

Назавтра, ранним утром, Йозеф с Корнблюмом встретились на кухне 42-й квартиры. Труди, самая молодая из трех проституток, подала им кофе в зубчатых херендовских чашках. Девушка пухлая, не отличавшаяся особой красотой, зато очень неглупая, Труди училась на медсестру. Прошлой ночью, избавив Йозефа от бремени невинности за срок меньший, чем ей потребовался, чтобы вскипятить кофейник, Труди натянула свое вишнево-розовое кимоно и вышла в гостиную штудировать учебник по флеботомии. Йозефу тогда осталось тепло ее выглаженного покрывала, сиреневый запах ее шеи и щеки, помедливший на прохладной подушке, надушенный мрак ее спальни да стыд собственного довольства.

Когда Корнблюм тем утром вошел на кухню, они с Йозефом старательно избегали друг на друга смотреть, а разговор их был односложным. Когда Труди все еще была на кухне, они едва ли хоть раз вздохнули. Не то чтобы Корнблюм сожалел о том, что совратил своего юного ученика. Сам он уже многие десятилетия частенько навещал проституток и придерживался либеральных взглядов на удобство и здравый смысл платных сексуальных услуг. Их спальные места оказались более удобными и куда более ароматными, нежели те, которые они нашли бы в темной квартирке Корнблюма с ее единственной койкой и гремящим водопроводом. Тем не менее старый фокусник пребывал в некотором смущении, а по виноватому изгибу плеч Йозефа и его уклончивому взгляду заключил, что молодой человек испытывает то же самое.

Кухня квартиры благоухала хорошим кофе и eau de lilas. Скудное октябрьское солнце, проходя сквозь занавеску на окне, плело игольное кружево на чистой сосновой столешнице. Труди была чудесной девушкой, а древние, измученные суставы потрепанного корнблюмовского костяка, судя по всему, восстановили свою эластичность в жарких объятиях его партнерши, мадам Вилли — той самой пистолетчицы.

— Доброе утро, — пробормотал Корнблюм.

Йозеф густо покраснел. Он открыл было рот для ответа, но тут его прихватил внезапный приступ кашля, и ответ беспомощно рассеялся в воздухе. Итак, они растратили целую ночь на услады в то самое время, когда столько всего, казалось, зависело от расторопности и готовности к самопожертвованию.

Впрочем, если отвлечься от морального дискомфорта, то именно от Труди Йозеф получил клочок ценной информации.

— Она слышала разговор каких-то детей, — сообщил он Корнблюму после того, как девушка, нагнувшись и запечатлев пахнущий кофе поцелуй на щеке Йозефа, покинула кухню и прошла дальше по коридору, чтобы привести в порядок свою разобранную постель. — Там есть окно, в котором никто и никогда не видел лица.

— Детей, — повторил Корнблюм и слегка мотнул головой. — Конечно. — Он испытывал недовольство собой за то, что пренебрег этим очевидным источником поразительной информации. — И на каком этаже это загадочное окно?

— Она не знает.

— А на какой стороне здания?

— Она тоже не знает. Думаю, мы должны найти какого-нибудь ребенка и спросить.

Корнблюм опять мотнул головой. Затем снова затянулся своей «Леткой», постучал по ней пальцем, покрутил ее и внимательно изучил крошечный самолетик, напечатанный на сигарете. Внезапно старый фокусник встал и принялся рыться в выдвижных ящиках шкафов по всей кухне, пока не наткнулся на ножницы. Эти самые ножницы он отнес с гостиную с золочеными обоями, где опять принялся открывать и закрывать шкафы. Наконец в выдвижном ящике стола в прихожей Корнблюм обнаружил коробку почтовой бумаги, полную тяжелых листов небесно-голубого цвета. Вернувшись на кухню с бумагой и ножницами, он снова уселся за стол.

— Мы скажем людям, что кое о чем забыли, — сообщил Корнблюм Йозефу, складывая лист бумаги пополам и без колебаний его разрезая. Руки старого фокусника работали четко и уверенно. После полдюжины взмахов у него получилось трехконечное очертание бумажного кораблика, какие дети обычно складывают из кусков газеты. — Скажем, что они должны выставить это в каждом окне. Чтобы показать, что их сосчитали.

— Кораблик, — сказал Йозеф. — Кораблик?

— Нет, не кораблик, — отозвался Корнблюм. Он отложил ножницы, развернул изрезанный кусок бумаги в центральной складке и продемонстрировал своему бывшему ученику голубую звезду Давида.