Маруся Климова - Домик в Буа-Коломб

Она наконец-то подошла к последней границе в своих мыслях о самоубийстве и словно встала, покачнувшись, на самом краю крыши. Сверху все было прекрасно видно и казалось таким крошечным и трогательным. Стоя здесь, на самом краю крыши, она ощущала, как ее сердце переполняет чистая радость. И она отчетливо почувствовала, как прекрасен будет этот полет и что нужно будет постараться продлить, растянуть это последнее мгновение перед тем, как будет ужасный удар! И потом — все, пустота. Или же она просто раскачает ту пожарную лестницу, что шла вверх по задней выходящей во двор стене огромного здания, и эта лестница, сперва нехотя, а потом все быстрее и стремительнее, с грохотом и скрежетом повалится набок, и все дома вокруг закружатся и завертятся, и у нее мелькнет мысль, что она может каким-то чудом попасть на чей-то балкон, где случайно выставлена мягкая перина, или на газон, усеянный мягкими и чистыми оранжевыми листьями, и эта жизнь еще продлится.

Она будет длится еще долго, почти вечность, и в ней снова будет все, что так очаровывало ее раньше, то, что так мешало ей сосредоточиться и рассеивало внимание, и тянуло полностью, до самозабвения раствориться в плавном потоке жизни, расслабиться, дать себя убаюкать и плыть, плыть в этом нежном потоке, пока снова не натолкнешься на что-то грубое, твердое и внезапно она радостно что-то поняла — она не ощущает больше как бы давивших ее со всех сторон раньше границ, условностей, рефлексий — все это ушло, и перед ней раскрылось прекрасное бескрайнее небо, которого она искала всю жизнь, и вот только сейчас нашла. Но это ощущение счастья продлилось недолго.

Пьера больше всего заботил вопрос отправления естестенных надобностей, его ужасно раздражала невозможность помочиться, когда ему этого хотелось. Из-за этого он ненавидел Париж, потому что там не

было бесплатных туалетов, надо было платить два франка, а если человек хотел помыть руки, то и все два пятьдесят. Он давно уже лелеял мечту изобрести такой аппаратик, или мешочек, чтобы можно было его приделать к штанам: захотел помочиться — пожалуйста, и не надо искать укромное местечко. Однажды, еще в психбольнице, он видел женщину, которая стояла и мочилась стоя, как мужчина, сильная желтая струя с шумом лилась на траву, эта картина навсегда запечталелась в его памяти. Конечно, эта женщина мечтала стать мужчиной, ведь все девочки в детстве мечтают иметь маленькие члены. Когда-то давно он прочитал у Фрейда, что все мужчины, которые курят толстые сигары, жуткие фаллократы, те, которые курят сигареты, вообще-то тоже, но не в такой степени. Пьер и сам раньше курил, но когда бродил по Франции, был вынужден бросить, у него просто не было денег. Сперва он собирал окурки, потом курил самокрутки, а потом просто перестал, чем очень гордился.

Вообще Пьер любил мочиться на природе, он испытывал при этом особое удовольствие, он чувствовал, как становится растением, птичкой, цветком, лошадью. Часто, гуляя в деревне, он вдыхал в себя разнообразные запахи, они навевали на него воспоминания, но очень часто они вызывали у него отвращение. Из-за этого он не любил ездить в парижском метро. „Воняет!“ — говорил он, оказавшись там, и показывал коричневые потеки на стенах. По его мнению, это лилось дерьмо, — возможно, так

оно и было на самом деле. Многие в метро действительно мочились прямо в переходах, там часто можно было встретить какого-нибудь здоровенного негра, который стоял, отвернувшись к стене и мочился. Пьер обходил его с опаской, он знал, что все негры — жуткие фаллократы, и к тому же бандиты.

Пьер никогда не мылся, не чистил зубы и уши, он считал, что таким образом можно достичь просветления и полностью слиться с природой. Вдобавок ко всему, мытье,

например щеткой, причиняло человеку излишние страдания, а Пьер не хотел страдать, он боялся боли. Зубы он не чистил по той же причине, к тому же он не хотел тратить деньги на зубную пасту, которую выдумали капиталисты, чтобы на этом нажиться! Русские — мазохисты, поэтому

они и изобрели бани, они любят страдать. А французы, так в ответ на это сказал ему Дима, чтобы отбить запах грязи и говна, изобрели духи. При дворе Людовика XVI вообще не было туалетов, и все гадили прямо под лестницы и в парках под деревьями. Это Дима слышал на экскурсии в Версале. Пьер, слушая Диму, хихикал, но про себя затаил обиду — почему это французы грязные!

Мать Пьера часами проводила за выдавливанием прыщей, сперва она давила прыщи на лице, потом на руках, плечах и ногах, ей это нравилось. Она была мазохистка — так считал Пьер. Его отец был садист, а мать мазохистка, ну а Пьер унаследовал черты обоих родителей. Жена, конечно, от него убежала, но это не страшно, он найдет себе новую. К тому же она не была атеисткой, а он мечтал жениться на атеистке, чтобы обратить ее в православие. Пьер был с ней так нежен, иногда он чувствовал себя почти счастливым в постели с ней. Он воображал себя маленьким ребеночком, он сосал грудь своей мамочки, хотя его мамочка иногда заставляла его страдать, она запирала его в подвал, всячески издевалась над ним, он был несчастен всю свою юность и детство тоже. Что из того, что на фотографии они с братом смеются, все равно внутри он страдал, а это все лицемерие и комедия! Мамочка била его по ручкам, запирала в подвал, к тому же она не только сама его никогда не целовала, она не разрешала ему целовать девочек и спать с ними, а ему этого так хотелось! Он стиснул зубы, Галя застонала, как будто в экстазе, он стиснул сильнее и почувствовал, как теплая жидкость струится ему в рот — пусть она в ужасе визжит, пытается вырваться, это она просто пытается забрать грудку у своего мальчика! Вставная челюсть выскочила изо рта и так и осталась висеть, зацепившись желтыми клыками за сосок, наполовину откушенный и кровоточащий… Галя убежала…