Маруся Климова - Домик в Буа-Коломб

— Вона! Вона! Иди ко мне! Вместе нам будет теплее!

Ивонна и так уставала, а эти заунывные призывы просто доводили ее до белого каления, к тому же ей не нравилось изобретенное Пьером имя «Вона».

Пьер занимал лучшую комнату в доме, с туалетом и иногда ставил себе на ночь электрический обогреватель. Это было естественно, ведь он был хозяином дома, хотя это слово ему и не нравилось. Правда, дверь, ведущая в туалет из комнаты, была сломана, так что получалось, что туалет находится как бы прямо в спальне, и Пьеру казалось, что это смущает Галю, но порой он находил в этом даже что-то приятное. Но потом ему показалось, что Галя от этого становится не такая страстная, а она и так-то не была особенно страстная, только один раз, когда они с Пьером выпили вдвоем три бутылки красного вина, Пьер буквально втащил ее на второй этаж и повалил на кровать. Галя хихикала и не особенно сопротивлялась, а Пьер раздел ее, разделся сам и предался удовольствиям любви. Правда, он выпил и съел слишком много, поэтому у него была сильная отрыжка, и из его желудка вместе с газами поднималась в рот не успевшая перевариться пища, Гале не очень хотелось целоваться с ним, но Пьер, властно загнул ее голову так, что она испугалась, чтобы он не сломал ей шею, и впился в ее рот страстным поцелуем. Галя все время видела, как он ест сопли, поэтому целоваться с ним ей было не особенно приятно, и она старалась по возможности этого избегать. К тому же, профессорская бородка кололась, и Гале было больно, но она терпела, — одно сознание того, что Пьер — французский профессор неизменно наполняло ее неизъяснимым блаженством, и в этот миг она даже переживала оргазм.

Как только Галя приехала, и Пьер обнаружил, что она не такая страстная, как он ожидал, он предложил ей вставить внутриматочную спираль, потому что решил, что это оттого, что она боится забеременеть. Галя согласилась, и Пьер повез ее к своей знакомой жещине-гинекологу, которая жила в пригороде Парижа.

Когда они ехали обратно на машине, Пьер попросил у Гали руководство по применению спирали со схемой, где были нарисованы женские половые органы и тщательно с интересом все изучил, периодически задавая Гале вопросы. От того, что она целовалась с Пьером, у Гали началось какое-то заболевание десен, она заразилась этим от Пьера, у нее периодически были ужасные зубные боли, но зубной врач, знакомая Пьера, тоже из белых русских, заверила Галю, что это не заразное, хотя Галя ее об этом и не спрашивала. Ей прописали какое-то полоскание, и постепенно мучительные зубные боли прошли.

Сверху площадь перед Центром Помпиду походила на палубу корабля и в довершение сходства там была установлена пароходная труба, выкрашенная в голубой цвет. Маруся отчетливо помнила, как Пьер впервые привел ее сюда. Сперва они решили подняться на самый верх, а потом уже спуститься в библиотеку. Наверху находился ресторан, кафе, и можно было выйти на открытую площадку и полюбоваться видом Парижа. Вокруг было много иностранцев, слышалась немецкая, английская речь.

Маруся сразу заметила группу толстых русских женщин, одетых, несмотря на жару, в кожаные пиджаки, и вслух громко восхищавшихся красотами Парижа. Сверху было видно все, там, где была Сена — по словам Пьера, потому что самой Сены не было видно из-за домов — Маруся видела много устремленных вверх башенок, остроконечных, украшенных разными вырезными штучками, но она не могла понять, где же находится Нотр-Дам, зато Эйфелева башня была видна прекрасно, и Маруся подумала, что надо бы туда сходить, подняться на нее. Она сказала об этом Пьеру, который весь перекосился и ответил, что это очень дорого стоит, и вообще, все эти «истерические памятники» его не интересуют — он нарочно так говорил, чтобы было смешнее, он вообще любил переиначивать слова и часто отпускал каламбуры.

В свое время Пьер выпустил книгу стихов, которые написал в психбольнице. Книга называлась «Я — параноик». Стихи, в основном, состояли из игры слов, книгу никто не покупал, и издатель потом был вынужден за свой счет выкупать ее из магазинов, после чего полностью разорился. Пьер рассказывал об этом со смехом, повторяя свою любимую фразу: «Все это глюпости!»

Маруся с Пьером спустились на третий этаж в библиотеку. В библиотеке повсюду были установлены компьютеры и телевизоры. На стуле перед одним из телевизоров сидел бородатый старик, неподвижно уставившись на экран. Потом Маруся постоянно видела его здесь, — он перемещался от одного телевизора к другому и смотрел подряд все программы: из Англии, Германии, Испании и других стран. Ботинки у старика были подвязаны веревочками, и сам он был весь обтрепанный, от него сильно пахло мочой. Маруся с Пьером прошли в угол огромного зала, туда, где стояли стеллажи с русскими книгами. Возможно, от вида корешков русских книг, Марусе внезапно захотелось поговорить по-русски, она почувствовала, что уже давно не говорила по-русски, а все по-французски, и от этого у нее устали губы и даже язык.