Скарлетт Томас - Корпорация «Попс»

Тот, кто это отправил, сделал это сегодня — принес сам или нанял посыльного. Вывод вполне очевиден: это кто-то из участников проекта, а может, Мак или Жорж. Оба раза, когда я получала эти записки, Жорж был в «Цитадели Попс», но зачем ему париться и посылать мне одну записку шифром, а другую — клером? [53] Клер — незашифрованный текст. Телефонный номер, который он мне дал, инкриминирует его гораздо больше, чем клочок бумаги с невинным вопросом, счастлива ли я. Маловероятно, что это Жорж.

Я скручиваю сигарету и, прикурив, уничтожаю в пламени зажигалки «квадрат Вигенера» и расшифрованную записку. Я уже знаю, что в ней говорится; ни к чему оставлять улики. Хочу ли я, чтобы мой корреспондент догадался, с какой легкостью я разгадываю его послания? Пока не решила. На самом деле я даже не знаю, надо ли, чтобы он понял, что я вообще проявляю к ним интерес. Однако важнее другое: я совершенно не хочу, чтобы кто-нибудь нашел расшифровку. Это скомпрометировало бы не только само послание, но и ключ. Каким бы пустым или нелепым послание ни казалось, ключ выдавать нельзя ни при каких условиях.

Дела нужно делать сразу, иначе их вообще никогда не сделаешь. И правда: откуда ты знаешь, что случится через пять минут? Если я не сожгу это сейчас, вдруг шанс больше не представится? Произойти может что угодно. Я могу вернуться к бассейну, нырнуть, стукнуться головой и через три месяца очнуться в больнице. «Мы прибирались у тебя в комнате, Алиса, и нашли всякие странные бумажки. Чем ты там занималась? Дешифровкой? Почему?» Я понятия не имею, кто пытается со мной связаться, а потому не знаю, хочу ли связываться с ними. Мы так обожаем всё откладывать на потом. К вечеру я вернусь домой. Муж придет с работы. Купим еду в супермаркете. Если запасы кончатся, просто сходим и купим еще. Но ничего не знаешь заранее. До блокады ленинградцы выкидывали остатки еды на помойку, не задумываясь, что может стрястись беда, а несколько месяцев спустя варили суп из старых чемоданов. Однажды ты можешь проснуться и узнать, что твоя мать умерла, или что отец пропал без вести, или что разразилась война. Ты просто не знаешь, что будет завтра.

Счастлива ли я? Честное слово, у меня нет ответа.

Я смотрю карточку Жоржа и поздравительный бланк на конторке. И сжигаю их тоже.

— Если хочешь, чтобы я начала с самого начала, — говорит бабушка, — наберись терпения. Мне придется вспомнить Вторую мировую войну или даже времена еще раньше.

— Войну? — переспрашиваю я.

Она кивает и делает глоток виски.

— Ты, наверное, заметила, как я расстроилась, когда твой дедушка заговорил про Блэтчли-Парк. Странно, что ты не спросила, был ли он там в войну…

— А он был? — спрашиваю я, придя в волнение от одной этой мысли.

— Нет. Я была.

— Ты?

— Я была одной из немногих женщин-криптоаналитиков. Я работала с Тьюрингом над расшифровкой сообщений «Энигмы». Работа была трудная, но очень увлекательная. К началу войны мы с твоим дедушкой уже были любовниками и планировали пожениться. Однако война кого хочешь заставит поменять планы; можешь быть уверена — свадьбы в те годы играли редко. Мы оба учились в Кембридже. Я была одной из первых женщин, кому на самом деле разрешили получить степень; как и твой дедушка, я занималась математикой. В тридцатых, когда я училась на последнем курсе, Тьюринг был в Кембридже членом университетского совета. Я помню, поначалу его очень воодушевляло антивоенное движение — примерно до 1934 года, когда ситуация в мире усложнилась. Гитлер делал страшные вещи — терроризировал и убивал людей на улицах Вены и тому подобное; в воздухе все время носились разные слухи, и никто не знал, чему верить. Едва ли кто-то хотел войны. Но вдруг оказалось, что ее не избежать… За два или три года до объявления войны я закончила университет и начала писать диссертацию, чтобы получить место в аспирантуре, но у твоего дедушки были большие неприятности. Он уже тогда был на редкость упрямым и постоянно ссорился с властями. Он был страстным противником любой войны и однажды ночью, незадолго до защиты диплома, разукрасил стены вокруг университета пацифистскими лозунгами. В конце концов его заставили сознаться в этом проступке. Меловые надписи полностью отмылись, но ученый совет не допустил твоего дедушку к защите. Сказали, что допустят только в том случае, если он принесет официальные извинения, но он отказался. Заявил, что это была не какая-то дурацкая выходка, а политическая акция, после чего просто взял и ушел из университета, поклявшись никогда не возвращаться. Хотя он остался жить в Кембридже и продолжал дружить с нашей большой университетской компанией, он так и не извинился. Да, веселое было времечко. Тьюринг улетел в Принстон, надеялся познакомиться с математиком по фамилии Гёдель, [54] Курт Гёдель (1906–1978) — американский логик и математик австро-венгерского происхождения. Согласно сформулированной и доказанной им теореме, известной как «теорема о неполноте», внутренняя непротиворечивость любой формальной аксиоматической системы, такой как логика или математика, не может быть доказана только средствами самой этой системы. но вместо него встретил другого кембриджского профессора, Г. Г. Харди…