Скарлетт Томас - Корпорация «Попс»

Я не знала. Мне казалось, все игровики в Беркшире.

— Видеоигры? — неуверенно говорю я.

Мак смеется:

— Нет-нет. Командные игры в реальном времени. Футбол, хоккей, крикет, пейнтбол. Только мы, конечно же, изобретаем новую игру. У нас есть «Дворец спорта» и игровая площадка прямо тут, на месте, вон за тем углом. — Он показывает направо.

Интересно: что значит «мы»? Мы изобретаем новую игру. «Мы» — это «Попс» вообще, или Мак участвует лично? Я слыхала, что это — его загородная резиденция, которую оплачивает компания. Он что, приезжает сюда по выходным и занимается этими «уличными», «оздоровительными» проектами? Может, он из числа парней, обожающих коллективные виды спорта? Готова поспорить, Мак играет в крикет. Мне представляется, что подает он стремительно, а шары в воротца загоняет точно рассчитанными, легкими ударами.

— Удивительное место, — говорю я. Я стараюсь быть вежливой, но ведь так и есть.

— Вы еще и половины всего не видели. Раньше здесь была школа-интернат, хотя вы уже догадались, правда?

Нет, я для этого слишком устала. В ответ помалкиваю.

Мак ушел, я снова одна. Помещение, где я нахожусь, похоже на общую спальню в перестроенном гараже. Четыре кровати, каждая отгорожена такими синими, неустойчивыми с виду штуками на ножках. Я выбираю кровать у дальней стены, у окна, и слегка неуверенно ставлю на нее чемоданчик. Спать в одной комнате с другими людьми меня не прельщает, и я иррационально надеюсь, что делить эту комнату ни с кем не придется. Половицы темные и гладкие. У каждой кровати — тумбочка, как в больничной палате; правда, все они разные. На моей стоит маленькая лампа; три выдвижных ящика и открытая полка наверху. Тумбочка из темного дерева, точно как пол. Я сажусь на кровать; от синей ширмы больничный эффект усиливается — так и чудится, что сейчас придет доктор. Я ужасно хочу спать, но обстановка доверия не внушает, и я не могу себе позволить отключиться — ни в каком смысле.

Вода в термосе уже порядком остыла, но я все равно завариваю себе ромашковый чай. Потом скручиваю сигарету и выкуриваю ее в окошко, прихлебывая чай из чашки. Без шоколадки, похоже, вполне можно обойтись, и радостно прыгать по комнате тоже необязательно. Не поймешь, что же делать дальше. Выходить отсюда не хочется — можно опять напороться на Мака. Что я ему скажу? Единственная беседа, которая у нас могла состояться, без сомнения, состоялась. Тут я представляю, как он едет на своем большом спортивном автомобиле за молоком для жены, похихикивая над странной девушкой, которую только что встретил, — крохотным атомом крохотной молекулы, или какая там метафора подходит для этой корпорации. (Вирус? Комок зеленой липучки из магазина игрушек? Улей, полный трудолюбивых пчел?) Мой мозг прокручивает дурацкий фильм про Мака: вот он пишет план речи, которую прочтет после ланча, вот думает презрительные мысли о своих подчиненных, вот прикидывает, как бы поиграть в крикет с членами правления «Попс»… и тут вдруг мой мозг делается интригующе пустым — ни одной мысли, решительно ни о чем. Никаких игрушек. Никаких полезных идей. Пусто. Мой внутренний 9–12-летка скис и куда-то ушел. Для него все это слишком уж взрослое. Я зеваю. И, хоть я и пыталась этого не допустить, мое душевное пространство съеживается до одной фразы, шепотом, снова и снова, и ее туманное затухание уводит меня в сон — меня, которая сидит на кровати и все еще смутно ожидает появления врага.

Мне снятся подряд несколько тревожных снов о том, что ланч я проспала (после того, как я столь подозрительно приехала сюда на четыре часа раньше, чем нужно, это несомненно стало бы последней каплей), но к половине первого я успеваю проснуться, умыться и переодеться. Среди разнообразных предметов, которые я привезла с собой, есть маленькая надувная сумка с присосками. Это прототип изделия, которое так и не выпустили, — называться оно должно было «Спрячь!» или еще как-нибудь, но обязательно с восклицательным знаком. (Мы в последнее время слегка помешались на восклицательных знаках — наверное, потому, что в них скрыт иронический, или даже постиронический намек на японские названия.) Идея была такова: кладешь в эту сумку вещи, выдавливаешь из нее весь лишний воздух и лепишь на присоски в каком-нибудь укромном месте, где враг ее не увидит. Она не прошла контрольный тест — если засунуть в нее слишком много, присоски не держат. Ужасно жаль, потому что первым фокус-группам она понравилась. Сумки должны были входить в мои наборы «КидТек», «КидСпай» и «КидКрэкер» — каждая покрыта соответствующим по духу камуфляжным узором, — но та, которую я до сих пор храню, — всего лишь прозрачный образец. Я прячу в сумку свою кредитку и пару других важных вещей, потом прикрепляю ее под тумбочкой. Если и вправду окажется, что мне предстоит спать здесь с другими людьми, наверное, придется принять другие меры, но пока достаточно.