Судя по лицу Митци, она не очень довольна полученным ответом, но, кажется, ей в принципе наплевать. Мы дружно топаем по лесной тропе к тылам «попсовского» комплекса. Я вытаскиваю компас, и тени ветвей скользят по нему, словно пальцы зомби.
— 20 градусов на север, — хрипло говорю я Бену.
— С тобой все в порядке? — спрашивает он.
— Да. То есть нет. Горло слегка болит.
— Отстой.
— Да уж. Я надеюсь, ничем серьезным это не обернется.
— Не зарази меня.
— А я думала, ты хочешь подцепить мои болезни, — замечаю я.
Ближе к Большому Ястребу (по крайней мере, изрядно продвинувшись в том направлении, где, как нам всем кажется, он должен быть), я оказываюсь рядом с Вайолет.
— Ну, и как же звать бабушку? — говорит она.
— Прости?
— У которой число Эрдёша равно двум.
— Элизабет Батлер, — говорю я. — А что?
— Знаю пару ее работ. Я так и думала. Кстати, я Вайолет.
— Алиса, — киваю я. — Не подходи слишком близко. У меня какое-то ОРЗ начинается.
Она все равно идет рядом и пахнет розами и ванилью. Запах у нее сухой и хрупкий, будто в ней совсем нет влаги и она в любой момент может рассыпаться в прах.
— Это ведь ты делаешь эти шпионские наборы и всякие дешифровочные штуки? — говорит она.
— Да.
— Кроме всего прочего, я исследую головоломки в виртуальных мирах. Мы с тобой — будто реальная и игрушечная версии одного лица. — Она смеется. — Онлайновая и оффлайновая.
— Да, — говорю я без убежденности.
С минуту мы идем молча. Я не знаю, как продолжить разговор. С тех пор как мы покинули «Цитадель Попс», ландшафт круто изменился. Я говорю круто, потому что перемена и впрямь была крутой. Мы вышли из леса и обнаружили дорогу. Ее «попсовская» сторона была вполне нормальной: деревья, кусты, трава — зеленые, как в детской картинке-раскраске. На другой стороне началась более дикая сельская местность. Трава стелется толстым желтеющим ковром; ни изгородей, ни деревьев. Эта новая трава пружинит под ногами, и на ней тут и там пучками растут дикие цветы. Порой они колючие или похожи на утесник, а к каким видам принадлежат, я определить не могу. Зато могу уверенно сказать, что раньше никогда в таких местах не бывала. Прежде я ни разу толком не видела настоящую вересковую пустошь (на прошлой неделе, когда я сюда приехала, было слишком туманно), но если бы вы показали мне ее на картинке, я бы вам сказала, что это она и есть. Не знаю, почему.
Мы только что миновали болотистый участок, который я посоветовала даже не пробовать пересечь. Я ничего не знаю о трясинах и топях, но я читала «Собаку Баскервилей». С трудом спустившись в очередную глубокую впадину, мы оказываемся возле старой каменной стены. Куда ни глянь, пасутся овцы и дартмурские пони. Высоко на стене растут цветы: дикие розовые маргаритки и какие-то голубые цветочки — может, это даже и аконит. Стена выглядит словно останки боевого укрепления. За ней виднеется мшистый холм с руинами каменной постройки на вершине.
— Знаешь, с тех пор как я узнала про последовательность Фибоначчи, я смотрю на цветы другими глазами, — говорит Вайолет и поглаживает розовые маргаритки тонкой белой рукой; мы идем вдоль стены. — И я не знаю, что лучше: просто созерцать красоту без всяких объяснений или точно знать, как и почему не иначе устроены стручки.
— Я едва помню, что такое последовательность Фибоначчи, — говорю я, остановившись, чтобы еще раз взглянуть на карту и свериться с компасом.
— Ты же вроде математикой занималась?
— Нет, английским.
— О. — Вид у нее разочарованный. — Я думала, ты тоже цыпочка-математик.
— Вообще-то нет. Время от времени интересовалась на досуге, только и всего. — Я хмурюсь, отчасти самоуничижительно. — Последовательность Фибоначчи — это которая 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13 и так далее? — И как я это откопала в своем захламленном мозгу? Впрочем, это явно одно из воспоминаний о войне с Войничем. Интересно, сколько всего я узнала благодаря этой благословенной рукописи? Очевидно, недостаточно, потому что я так и не выяснила, о чем в ней говорится.
Вайолет расцветает:
— Да. Верно.
— И каждое новое число — сумма двух предыдущих?
— Ага. И темп роста?
Я улыбаюсь:
— Тут я и правда профан.
— «Фи», «золотое сечение». Или чертовски к нему близко. 1,618… и еще сколько угодно знаков после запятой.
Золотое сечение, «фи». Конечно. Теперь я вспомнила.
— Цветы имеют фибоначчиево число лепестков, — говорю я. — Ты об этом?
— Да, угадала. А еще фибоначчиево число семян и семядолей. Золотое сечение управляет многими природными структурами.
Читать дальше