Скарлетт Томас - Корпорация «Попс»

Многие мои интересы — и добрая часть моих общих познаний — пришли ко мне в результате работы над «Манускриптом Войнича». Ребенком я изучала растения, травы и художественные течения, чтобы помочь дедушке в его исследовании. Бывало, он просил меня, скажем, составить список обычных и латинских названий всех синих цветков или выяснить, когда впервые в древнем искусстве было использовано сочетание двух определенных оттенков. Когда я стала старше, мои познания стали более специфическими и привязанными к моей собственной работе над текстом. После бабушкиной смерти и дедушке, и мне требовалось как можно больше развлечений. Мы переехали в Лондон, потому что пустота, оставшаяся в нашем старом доме после ее «ухода» (отъезда, исчезновения, пропажи, только не смерти ), была нестерпима. Мы постарались забыть пустоту.

В Лондоне я помешалась на травничестве, а потом на гомеопатии. Отчасти потому, что «Манускрипт Войнича» очень сильно смахивал на медицинский справочник, с картинками растений и так далее, и я была убеждена, что это направление поможет нам понять, какого рода материал в ней может содержаться. Дедушка объяснил мне, что, если хочешь расшифровать документ, надо быть экспертом в той области, с которой, судя по всему, этот документ связан, иначе никак не сообразишь, чем заполнять «белые пятна» по мере их появления. По его словам, когда бабушка была в Блэтчли-Парке, ей пришлось разузнать, например, все, что только было возможно, о немецких инженерных практиках и методах судостроения. Но мой интерес родился также из искреннего стремления к врачеванию. Я не хотела, чтобы дедушка умер — и я точно не доверяла врачам, не сумевшим спасти сначала мою маму, а потом бабушку. Я убедила себя, что сама смогу сохранить его жизнь, нужно только научиться правильному искусству.

Гомеопатия — определенно искусство, и в то же время наука. Названия снадобий всегда вызывали во мне трепет. Arsenicum, Lachesis, Pulsatilla, Tarantula, Natrum Muriaticum… Их тысячи, и все на латыни. Гомеопатические снадобья продаются в разных формах — настойки, мягкие облатки, таблетки. Я всегда покупаю их в самом обычном виде — маленькие, круглые, белые пилюльки с лактозой, которые рассасываются на языке. Каждая пилюлька содержит лишь легкий, шепчущий намек — будто случайное воспоминание или забытый сон — на изначальную субстанцию, которая была разбавлена и взболтана, порой тысячи раз, для высвобождения ее энергии (и для того, чтобы она перестала быть отравой, поскольку все гомеопатические вещества — яды). Сперва я не верила, будто в этой странной медицинской системе что-то есть — уж очень она отличалась от всего, что я знала раньше. А потом я увидела, что снадобья действуют. После открытия гомеопатии я ни разу не ходила к врачу. Однако спасти дедушку не смогла. Под конец он отказывался вообще от любых лекарств.

Зеленый Человек пристально смотрит на меня, его глаза почти затерялись в курчавых листьях бороды и волос. Я однажды читала, что и по сей день можно увидеть Зеленых Людей, прячущихся высоко под церковными куполами, — свидетелей нашего языческого прошлого, созданных язычниками, которым пришлось строить церкви. Я улыбаюсь Зеленому Человеку, но он только знай таращится на меня. Я убираю его и достаю записную книжку.

Вообще-то лекция Марка Блэкмена слегка меня воодушевила. Я наскоро царапаю еще пару-другую заметок и мыслей под тем, что написала во время его рассказа, а потом еще раз просматриваю все подряд. Внезапно превратившись в образцовую студентку, я аккуратно рисую матрицу свойств, какими, по моим ощущениям, мог бы обладать товар для девушек-тинейджеров, а потом добавляю колонку, озаглавленную всего двумя словами: «Автоматическая трансмиссия». Товар должен быть способен к самораспространению. Пишу себе еще одну памятку: Если возможно, сам товар нужно сделать средством трансмиссии.

От стука в дверь я подпрыгиваю. И это я, говорившая себе, что спокойно отношусь ко всем этим странным делам, что здесь творятся; а теперь кто-то постучал в дверь, и я чуть со стула не упала. Может, это Хиро или его друг со своим «текстом подлиннее»? Я открываю дверь и вижу улыбающегося Бена.

— Отлично. Ты здесь, — говорит он.

— Привет, — говорю я. — Как твое плавание?

— Нормально. — Он ухмыляется и заходит в комнату. — Когда у тебя?

— В три. Я просто делала кое-какую работу и собиралась слегка вздремнуть.

— От компании не откажешься?

— Да, было бы мило. Хотя мне правда нужно поспать. Прошлой ночью я отрубилась прямо в одежде, а когда проснулась в шесть, мне в ухо орало радио.