Бен Шервуд - Двойная жизнь Чарли Сент-Клауда

— Постарайся вспомнить, — сказал Чарли. — Нам нужно знать, где ты была, когда все это случилось.

Тесс спрыгнула с качелей.

— Послушай, я точно знаю, что случилось. Шторм был десятибалльный, и я провела всю ночь на море, в задраенной рубке шлюпа, который перевернулся. Было жутко холодно. Чертова бутылка салатного соуса разбилась, он весь вытек, и им пропахла вся каюта. По-моему, им от меня еще до сих пор пахнет.

— Ну а дальше?

— Дальше… Я была на папиной могиле.

— Ты помнишь, как вернулась в порт?

— Не особенно.

— А знаешь, как пришла на кладбище?

— Нет, Чаз. Это провал.

— Ну хорошо, — сказал он. — Иногда, когда это случается внезапно, человек даже не понимает, что произошло. Нужно время, чтобы въехать. — Он снова внимательно взглянул на нее, взвешивая каждое слово.

Сначала Тесс словно подкосило, она сникла и жалобно произнесла:

— Господи боже, так что же со мной случилось?

— Скоро все будет хорошо, — ответил Чарли слегка запинающимся голосом. — Ты поймешь, что возвращаешься домой, туда, где твой настоящий, вечный дом.

— Дом? О чем это ты? Мой дом на Лукаут-Корт, там, где Бобо. Дом — это там, где моя мама и друзья. — Теперь в ее изумрудных глазах стояли слезы. Она смахнула их и попыталась изобразить на лице улыбку, но вышло это не слишком убедительно. Потом она сказала: — А еще — я даже стала думать, что дом — это там, где мы с тобой.

Тесс не была суеверной, как подобает моряку. Ей не было дела, если кто-то из ее команды вдруг произнесет слово «свинья», что всегда считалось дурным предзнаменованием, потому что моряки считали, что свинья каким-то образом способна видеть ветер и поэтому одно упоминание ее может вызвать шторм. Тесс позволяла себе даже свистеть на борту — что было еще одним строжайшим табу на море — и не колеблясь отправлялась в плавание по пятницам — в день, который испокон веков считался приносящим несчастье. Она частенько ступала на борт с левой ноги и настояла на том, чтобы борта «Керенсии» покрасили синей краской, несмотря на то что этот цвет ассоциировался с морскими трагедиями.

Сейчас она задавалась вопросом, не было ли глупо с ее стороны так испытывать судьбу. Она много раз приносила на борт цветы, хотя моряки постоянно говорили, что цветы — не для кораблей, а для похорон. Она всегда оглядывалась на причал родного порта, когда выходила в море, что было еще одним нарушением сложившихся правил.

Она тысячу раз нарушала эти правила и теперь не могла отделаться от мысли, что сама виновата в том, что с ней случилось.

Ночь опустилась на рощу. Взошла луна, на небе высыпали звезды, и Тесс сидела с Чарли и Сэмом на поляне за столиком для пикника. Она изо всех сил старалась держать себя в руках. Безумные, беспорядочные мысли метались в ее голове. Она не хотела сдаваться, не хотела подчиняться им. Но постепенно ее разум начинал осознавать очевидность и непоправимость случившегося.

Жизнь была кончена.

Когда Тесс нащупала шишку на голове, то стала короткими вспышками вспоминать, что на самом деле случилось ночью во время шторма. Образы возникали фрагментами. Она никак не могла вспомнить всю картину целиком, но уже видела, как ее захлестывают темные волны и как мир проваливается в сплошную черноту.

Постепенно она стала понимать, что означает для нее смерть.

Она никогда не отправится в одиночное кругосветное плавание.

Она никогда не пройдет под парусом по Малаккскому проливу, не пересечет море Сулу.

Ее имя никогда не появится на стене Зала славы в Провиденсе.

Она никогда больше не ступит под своды Старой Северной церкви.

У нее никогда не будет медового месяца в Испании, и она не увидит ни бега быков в Памнлоне, ни того, как бык отступает на безопасное, освещенное солнцем место на арене в Севилье.

Она никогда не ощутит чуда зарождающейся внутри ее новой жизни.

Она никогда не станет учить свою дочь поднимать паруса и вести судно галсами против ветра.

И что самое худшее — это огорчало и печалило ее больше всего, — она никогда не узнает большой и настоящей любви.

Тесс заставила себя остановиться. Ей бы ни за что не пришло в голову составить подобный мрачный список еще вчера или позавчера, она даже не думала о большинстве его пунктов, но теперь все выглядело иначе…

Она больше никогда не попробует свежего ростбифа в ресторане «У Мино». Она никогда больше не примет участия в веселых играх, которые обычно устраивают в День благодарения. Все эти ритуалы, обычаи и правила делали ее живой и связывали с внешним миром. А без них — где она окажется?