Но вот в доме сломалась сушилка. Крис отодвинул ее от стены буквально на метр и, поджав одну ногу, пристроился рядом. Увы, случилось так, что он соединил не те провода, и электрический заряд в двести пятьдесят вольт пронзил каждую клеточку его тела. Как ни странно, мощные импульсы тока не испугали парня, а, наоборот, заворожили. Дот в панике схватила швабру и деревянной ручкой отодвинула сына от сушилки. По прибытии «скорой» Крис был жив, но без сознания. Врачи колдовали над ним минут пять, показавшихся пятью часами Дот, которая, закрыв лицо руками, наблюдала за сыном сквозь растопыренные пальцы.
Когда Крис очнулся, в носу стоял запах горелой резины и волос, а в сознании — образ Христа. Впервые в жизни появилась абсолютная вера, что, во-первых, Бог существует, а во-вторых, Сын Божий ни кротостью, ни мягкостью не отличается. Он ужасен, как приливная волна, и безжалостен, как молния. Его любовь внушает благоговейный страх, звучит, как хлопанье миллионов крыльев, и сбивает с ног, как торнадо. Бог дарует ее бунтарям, мятежникам и анархистам — всем, кто пытается низвергнуть опостылевшие царство жадности и лжи. Чувствуя себя избранным и предупрежденным, Крис начал ходить в церковь и однажды привел домой нищенку с двумя малышами — опоздав к закрытию приюта, несчастные побирались на улице.
Дот, не позволявшая даже мужу с сыном садиться на новую мебель, чуть не выронила пакеты с покупками, когда увидела в гостиной грязных попрошаек. Но не выгонять же детей на улицу! С непроницаемым лицом она приготовила ужин и два спальных места в комнате отдыха, выпила три таблетки аспирина и легла спать, велев Джонни положить под подушку револьвер.
Католицизм Дот и Джонни ограничивался празднованием Рождества и Пасхи, так что религиозная одержимость Криса понимания не нашла. Постоянное чтение Библии пугало и внушало отвращение, попытка стать иезуитским послушником (парень предложил себя братьям в качестве воина Божьего) — тревогу. Но у Криса ничего не получилось: его забраковали после психиатрической экспертизы, выявившей «эмоциональную неустойчивость и ослабленный самоконтроль». Один из коадъюторов, проводивших обязательное собеседование на профпригодность, заявил: «Для Крестовых походов он был бы просто идеален!» Тогда родители начали его стыдиться.
Отвергнутый иезуитами, Крис стал транжирить родительские деньги: таскал у отца с матерью пятерки и раздавал бомжам Джерси-Сити, в барах устраивал перепалки с лицемерами-обывателями, а разок даже угодил в полицию за то, что в два ночи орал на тихой пригородной улочке: «Прекратите врать друг другу!» Из участка он направился прямиком в студию татуажа и увековечил лик Всевышнего на своей груди. Мать сходила с ума от волнения, а отец чувствовал себя бессильным. «Сядь он на иглу — отослали бы в реабилитационный центр, но такое…» — разводил руками Джонни.
Вскоре после этого Крис укатил из дому на «тандерберде», подаренном отцом на восемнадцатилетие. Благодаря машине он надеялся привлечь девушку, но неделей позже продал отцовский подарок и раздал деньги. Родители даже не пытались найти сына, а к отъезду отнеслись как к печальной неизбежности. За следующие несколько лет Крис исколесил всю страну и перепробовал множество профессий: был электриком, механиком, охранником на автостоянке. Каждый новый город он исследовал вдоль и поперек, выбирал самый бедный район и снимал там квартиру или комнату. Иногда приходилось жить в пикапе. Затем искал храм — католический, баптистский, епископальный или методистский — не важно, молился, участвовал в имеющихся благотворительных программах и через несколько месяцев, максимум через год снимался с места. Пересекая Юту, Крис познакомился с миниатюрной, ясноглазой девушкой-католичкой и взял ее в жены. Они вместе молились, зато почти не разговаривали и редко занимались любовью. Тем временем отец, неприметный стоматолог, умирал от разочарования: его единственный сын стал бродягой, перекати-полем, религиозным фанатиком. Джонни втайне надеялся: Крис опомнится, вернется в Джерси, получит диплом и выберет достойную профессию. Увы…
Однако Джонни и Дот не знали самого страшного: за годы вера в Библию сошла с Криса, словно короста с затянувшейся раны. Христос, по-прежнему живший в его сердце, перерос постулаты Священного Писания, это Божество решительно не вписывалось в рамки одной системы. Разве подобные мысли приличествуют смиренному христианину? Молодой человек перестал ходить в церковь, однако не мог признаться родителям, что разочарован и в религии. С надоевшей женой на буксире он метался по стране, гонимый верой, которая, потеряв смысл, форму и название, мучила соблазном увидеть скрытый тьмой Лик. Крис превратился в изгнанника, не способного справиться с безобиднейшими бытовыми проблемами, найти достойную работу, занять место в обществе, а золотой свет догмы уже погас. Парень чувствовал, что стоит у самой границы гостеприимного, безопасного лона — лона церкви. Всего-то требовалось вернуться в него. Но Крис опоздал: он везде стал чужим.
Читать дальше