Ричард Руссо - Свет на Монегане

Слева от сетчатой двери в мастерскую висела крошечная табличка с выгравированным на ней именем Тревора. Внутренняя дверь была широко распахнута, и Мартин собрался уже постучать в сетчатую, как вдруг где-то за домом раздался грохот. Там, на широкой веранде, Мартин обнаружил крупного человека с ниспадающей на плечи гривой седых волос, одетого в заляпанные краской рабочие штаны и расстегнутую джинсовую рубаху. Неуклюже балансируя на одном колене и вытянув перед собой другую ногу, негнущуюся, как протез, он удерживал от падения шаткий столик на трех ножках с подломившейся четвертой. Повсюду были разбросаны банки из-под джема и разнокалиберные кисти. Одна небольшая баночка — она напомнила Мартину те, в каких продают корзинки артишоков, — описала на покатом полу длинную мокрую дугу, притормозила у лестницы и, пересчитав все пять ступенек, остановилась прямо у ног Мартина.

Мартин поднял ее и подождал, пока Роберт Тревор — ибо в том, что это и есть сам художник, не было никаких сомнений — его заметит. Когда тот с явным трудом встал с пола и проверил столик, ножку которого перед этим вернул в прежнее положение, она отвалилась снова. «Ну и шут с ней», — сказал Роберт Тревор, отбросив ее в сторону и грузно усевшись на стул, который с виду был едва ли крепче стола. Лицо художника блестело от пота, лоб был измазан разноцветными красками с его палитры.

Рядом со столиком, на мольберте, стояла картина — незаконченный пейзаж, и Тревор принялся изучать ее так внимательно, будто ветхая мебель нимало его не волновала. Лишь спустя минуту он почувствовал около столика присутствие Мартина, но даже тогда не проявил того удивления, какое непременно выказал бы сам Мартин, очутись он на его месте. Художник кивнул Мартину так, словно ждал его. Он не встал.

— Должно быть, вы муж Клары, — сказал он, проведя рукой по своей шевелюре.

— Мартин.

— Ну да, Мартин.

— Джойс вам звонила?

Роберт Тревор хмыкнул.

— У меня нет телефона. Это один из многих здешних плюсов. — Он помедлил, давая Мартину время оценить его замечание, в котором будто бы угадывался какой-то тонкий намек. — Нет, солнце зашло за облако, я поднял глаза, смотрю — вы. А дальше логический вывод.

Ладно, подумал Мартин. Значит, вот как все складывается. Солнце и вправду спряталось за облаками, и он вспомнил о Бет, гуляющей где-то среди скал на дальней стороне острова. Расстроилась, наверно, — подо что теперь подставлять голую грудь?

— Это мне еще пригодится, Мартин, — сказал Тревор, кивнув на баночку из-под артишоков.

— Я могу войти? — спросил Мартин.

— Вы пришли меня убивать? — осведомился Тревор. — И пистолет принесли?

Мартин покачал головой.

— Нет, пистолета нет. Просто пришел на вас посмотреть, — сказал он, довольный, что ему удалось вложить в свои слова такую же неприязнь, какая сквозила в объяснении самого художника насчет солнца.

По-видимому, Тревор тоже счел его ответ достойным.

— Что ж, полагаю, мне следует вам довериться, — сказал он, наконец кое-как поднимаясь на ноги.

Мартин взошел по лесенке на веранду, после чего наступил неловкий момент, так как обоих явно не вдохновляла перспектива рукопожатия.

— Там по столом еще одна банка — может, достанете? — сказал художник. — Я бы и сам справился, но у меня это займет добрый час.

Мартин достал банку и еще две. Роберт Тревор тем временем собрал кисти, разложил их кучками по непонятной Мартину системе, а потом плеснул в каждую из банок растворителя из жестяной фляги. Присев на корточки, Мартин подоткнул под столик отвалившуюся ножку — у него это получилось лучше, чем у Тревора.

— Я не хотел мешать вам работать, — сказал Мартин, поняв, что дело свелось именно к этому.

Художник поглядел на него так, будто он сморозил откровенную глупость. А он настоящий великан, подумал Мартин. У Тревора был огромный живот, но при его росте впечатления тучности не возникало. Наверное, раньше, когда они с Кларой любили друг друга, он был стройным. Мартин не сомневался в их отношениях с тех пор, как распечатал его картину.

— На сегодня свет уже кончился, Мартин, — Тревор пожал плечами. — Самый хороший свет бывает рано. Все остальное делаешь по памяти, не то что в вашем сомнительном бизнесе.

Так, подумал Мартин. Стало быть, Клара ему говорила. Сначала валялась с этим художником в постели, а потом рассказывала ему об их жизни, об их браке.

— Как это называется у киношников? Последний свет на закате?