Майгулль Аксельссон - Лед и вода, вода и лед

— Думаю, я сейчас съела бы пирожное, — сказала Ева. Теперь ее голос звучал почти как обычно. Сюсанна опять кивнула, но подумала о своем кошельке. Может, там хватит на одно пирожное?

— А сколько оно стоит? — спросила она осторожно.

Ева улыбнулась, это была теплая, ласковая улыбка.

Почти взрослая.

— Я плачу за все. Не беспокойся.

— Я просто подумала…

— Ничего страшного. Я угощаю.

Наступила короткая пауза. Официантка в черном платье и белом переднике, убиравшая посуду с соседнего столика, кивнула, когда Ева махнула ей рукой. Сейчас она подойдет. Ева чуть улыбнулась ей вслед, а потом сцепила пальцы и оперлась о них подбородком, и улыбка стала чуть шире.

— Я не знала, что он такой высокий.

Сюсанна выглядела растерянной.

— Кто?

— Томми. Он такой высокий.

Сюсанна кивнула. Один из парней в группе был очень высок, это она знала, но как-то не думала, что именно его зовут Томми. А теперь она это узнала и постарается не забыть.

— Ага, он высокий, да.

— Сколько раз ты с ними встречалась?

Сюсанна виновато поморщилась:

— Только раз. Когда они играли в Мальмё, месяц назад. Тогда мы все там были.

Брови Евы поднялись.

— Как, и твои родители тоже?

Сюсанна молча кивнула.

— Я тоже там была, — сказала Ева. — Мне, правда, места не хватило…

Официантка уже стояла у их столика. Ева улыбнулась ей:

— Два кофе, пожалуйста. И еще два пирожных «принцесса».

Она глянула на Сюсанну. Правильно? Та снова кивнула, глядя, как Ева еще раз сверкнула улыбкой вслед официантке и начала расстегивать куртку. Сюсанна торопливо огляделась, она раньше никогда не бывала в этой кондитерской, в свои четырнадцать лет она вообще никогда не бывала ни в одной кондитерской Ландскроны. Раз в Мальмё, два раза в Лунде, четыре раза в Копенгагене. Но в Ландскроне — ни разу. Инес считала, что это лишнее. Кофе ведь и дома есть.

— Что, и за кулисами побывали?

Сюсанна подняла взгляд и улыбнулась, вспоминая.

— Да. Нас пустили туда перед началом. Поздороваться.

Хотя поздоровались они тогда как-то странно. Бьёрн был сам на себя не похож, говорил не умолкая, пока переодевался, — громко, в полный голос, словно чтобы никому не дать вставить слова. Остальные ребята из группы только изредка показывались. Тот высокий, Томми, проходя мимо по коридору, лишь приветственно поднял руку, а трое остальных заглянули в гримерную, поздоровались с Инес и Биргером за руку и сразу же вышли, не оставшись поговорить. Один из них был без рубашки и с перекинутым через шею махровым полотенцем. Его звали Пео. По крайней мере так ей кажется. Вместо рукопожатия он едва махнул Сюсанне рукой, устремляясь к двери. Она помахала в ответ, чувствуя себя невероятно глупо.

Потом все пошли на концерт. Они сидели в первом ряду и не подвинулись ни на миллиметр, когда девицы ломанулись на сцену. Инес и Биргер просто переглянулись и подняли брови с видом, который следовало понимать как крайне иронический. А Сюсанна вцепилась в подлокотник и старалась удержаться в кресле, словно в утлой лодочке во время шторма, и не свалиться в накатывающие волны, а тем временем одна девушка постарше буквально перешагнула через нее. До сих пор в памяти собственное изумление в ту секунду, когда ее голова оказалась под юбкой той девушки, мгновение, когда она увидела белую нижнюю юбку и зазор между чулком и трусами. В следующее мгновение девица поставила каблук ей на ляжку, отчего стало ужасно больно, а потом больше недели держался синяк.

Инес и Биргер посмеивались и переговаривались в машине по дороге домой, но сама она была не в силах вымолвить и слова. Она не знала, радостно ей от увиденного или грустно. А может, она просто устала до полусмерти. Музыка захватила ее, это было наслаждение — чувствовать всем телом пульсацию басов, закрыв глаза, слышать этот низкий голос, выходящий из горла Бьёрна, голос, наполняющий весь зал, добирающийся до потолка и ползущий по полу под креслами, не имеющий ничего общего с тем голосом, которым Бьёрн разговаривал, и физически ощущать, как вибрируют барабанные перепонки, когда тот высокий гитарист играл соло-партию. Но в то же время Сюсанне было так страшно смотреть на девчонок, штурмующих сцену — одна из них уже почти влезла туда, но охранник схватил ее за ногу и стащил вниз, — а остальные стояли, не отрывая взгляда от Бьёрна, и только плакали. Почему они плакали? И что собиралась сделать та девчонка, если бы все-таки влезла на сцену?

— Боже, вот вытаращились! Наверняка знают, кто мы такие! — полушепотом произнесла Ева, перегнувшись через столик.