Татьяна Соломатина - Отойти в сторону и посмотреть

– Макс, я забеспокоилась. Ребята сказали, что ты ещё не с партией. Все улетели. Ты пропал…

– Летал по делам.

– Далеко?

– В Крым.

– В Крым?

– Да. Надо было сопроводить кое-кого…

– Макс, не темни. Ты редко совершаешь необдуманные действия.

– Я не темню.

– Значит, недоговариваешь. А это – то же самое.

– Да, ты права. Недоговариваю.

– Этот «кое-кто» настолько важен для тебя?..

Интересно, у женщин – это просто стандартный алгоритм, который почему-то всегда попадает в цель, или они действительно чувствуют?.. Вопрос риторический. Результат-то всё равно один и тот же.

– Важен, Нат.

– Насколько?

– Настолько, что я готов «до основанья, а затем…».

– Молодая?

– Это-то здесь при чём?!

– Да так. Я – женщина. И тоже молодая, смею заметить.

– Ты…

– Даже не думай! Только посмей сказать мне, что я – королева, всё в моей власти, и вся жизнь впереди! Стукну по голове!

– Я и не собирался.

«Соврал!»

– Собирался, собирался… Так молодая?

– Я бы не хотел обсуждать эту тему.

– Со мной или вообще?

– Вообще. Не заводись.

– Я не завожусь…

Она отстраняется от него и подходит к окну.

– Всё правильно…

– Что?

Кажется, она не замечает его присутствия.

– Вокруг тучи молоденьких вертихвосток, и я – вся такая, блядь, правильная. Не напрячь лишний раз, личное пространство не потревожить! А как же! Мужчина – Король. А ты – тень от его мантии самолюбования.

– Зря ты так. Здесь совсем другое…

– Зря?! А как не зря?! Что «совсем другое»?! Моложе меня на десятку и поперёк у неё? Это, что ли, другое?!

– Ты всё ещё не заводишься, да?

Но она как будто не слышит его.

– Принцессу, наконец, нашёл?! – резко бросает Натали в сторону приоткрытой в кабинет двери. – Ты же говорил, что их нет на этой планете?

– Тогда, когда я это говорил, планета представлялась мне значительно меньшей…

Максом вдруг овладевает покой. И даже какая-то тихая радость. От того, что всё так прогнозируемо, банально. И в то же время от ощущения того, что нет в этом ничего плохого или неправильного. Просто бывает так, а бывает по-другому. А что бывает сверх того, так и вообще… Мир ужасен и прекрасен, и это его свойство. Претерпевать изменения. И вещество наших мыслей, слов, чувств, нашего времени следуют за этими переменами… Или совершают их?.. Не суть. Так или иначе, что-то происходит.

Однако мужчины так наивны, что частенько путают истинные душевные порывы с практически невыполнимым стремлением позаботиться обо всём и всех на свете:

– Я помогу тебе…

Ну точно! Вот верное тому подтверждение.

– Поможешь?! Прислугой при доме оставишь, что ли? Или старшей женой? – На слове «жена» у неё подкатывает к горлу комок, и она громко всхлипывает.

– Я имел в виду с работой и…

– Ты мне ещё отступного предложи! Или по наследству кому передай – как это у вашего брата принято – ещё меньше хлопот!

– Зачем ты так? Я действительно в ответе за тебя…

– Засунь себе в жопу, Макс, свой гуманизм! – перебивает Натали. – Это напоминает алименты детям несостоявшегося чахоточного счастья… – Она начинает плакать.

Для мужчины – это как будто в шатре покоя ломается подпорная слега́. Ещё чуть-чуть – и размокшее солоноватое мужское э́го потечёт в нужном направлении. Кому нужном? Миру? Натали?..

– Прости. Это, правда, было глупо, – слега́ устояла. – Случилось то, о чём трудно говорить. И особенно трудно говорить об этом с тобой. Но с этого момента воды наших жизней растекаются. И они уже наверняка не смешаются вновь. Назвать это ошибкой? Никогда! Тогда придётся предположить, что весь мир сплетён из одних ошибок. Но это неправда. Время жизни систем, построенных на ошибочных алгоритмах, критически мало. Ход вещей просто происходит. Я учусь радоваться этому. И учусь не сожалеть. Ничто не невосполнимо и не необратимо. У каждого хода есть свой смысл… Но прежде чем ты уйдёшь, я, как старый добрый дядюшка-волшебник, хотел бы оставить что-то тебе.

Не вспыхивай. Не на память. И не как дань неуместным приличиям. А как подарок. А может, как талисман, – с этими словами Макс заходит в кабинет.

Быстро возвратившись, он протягивает Натали крупный красивый камень:

– Вот, возьми. Это лазурит. Хороший камень. Тебе он подойдёт.

– Ты изменился, – её голос внешне обретает покой. Но чувствуется, что взвинченность женского любопытства, нервозность подозрительности и надрывность неверия сменяются чем-то другим. Тяжёлым и ясным, как сталь. Необратимым.