Пётр Ореховский - Симулякры и симулянты

Татарников хорошо был знаком с местными коллегами и пользовался их уважением. Он комментировал доклады, задавал вопросы — и это свидетельствовало о его внимании к выступающим, причём его вопросы, как заметил про себя Лощинин, носили общий характер и приглашали ораторов поразмышлять вслух. Докладчики пользовались случаем и размышляли. Хорошим тоном было говорить о необходимости снижения налогов одновременно с увеличением бюджетных затрат; важности увеличения доступности кредитов одновременно со снижением инфляции; возникшем дефиците рабочих рук и необходимости строительства новых заводов. Татарников несколько раз пытался вовлечь в эти размышления Лощинина, но тот отказывался, отделываясь своими вопросами к выступающим, что внесло существенное оживление — в отличие от вежливых уточнений Татарникова, Лощинин интересовался конкретными аспектами услышанного. В результате, не желая того, он обратил на себя слишком большое внимание и так и не смог никуда уйти, несмотря на свои первоначальные намерения. Даже после перерыва на обед ему пришлось сидеть и слушать доклады дальше. Незаметно получилось, что большинство участников конференции, выступив, потихоньку сменяли друг друга и уходили из зала, не принимая участие в дальнейшем обсуждении, и только Татарников и Лощинин выслушали все выступления от начала до конца. Красотами Байкала им осталось любоваться всего лишь один час перед ужином. У Татарникова разболелась голова, он проглотил какую-то свою таблетку. Лощинин шёл молча, в основном глядя себе под ноги.

— И что теперь? — глядя куда-то в бескрайнее водное пространство, спросил Лощинин.

— Да ничего. Отработали на здешних хозяев, принесли кучу пользы. Мы с тобою молодцы, — ответил Татарников.

— Раз такое дело, то не выпить ли нам обещанный тобой виски?

— Извини, забыл.

Профессора, до того беспечно бредшие по берегу, развернулись и пошли к домику Татарникова быстрым шагом. У них появилась цель: до начала ужина оставалось меньше получаса, а виски, как и коньяк, неторопливый напиток. Отхлебнув из своего стакана и немного расслабившись, Лощинин спросил:

— Как ты со всем этим управляешься, Сергей Михайлович?

— С чем?

— Вот эта конференция: люди же глупости разные говорят. Ты всё это слушаешь, понимаешь, терпишь… потом будет опубликована книжка, единственная цель которой — помочь молодёжи защитить диссертации. Это же игра такая. А ты тратишь на это часть времени жизни. И ведь у тебя есть другие дела, реальные, в Москве, те же гранты, ты же сам рассказывал.

— Во-первых, говорят же не сплошные глупости…

— Да. Ещё говорят банальности.

— И это тоже, — хмыкнул Татарников. — Но мне интересно всё это. Сидишь, оцениваешь уровень. Чем-то помогаешь им — а они помогают тебе. Получаешь впечатления. Такова жизнь, и другой не будет. А ты чего ждал?

— Когда-то ждал, что мы будем разбираться с реальностью — как всё устроено. Спорить об этом, обсуждать. Ведь теперь можно говорить то, что думаешь, а оказалось-то, что думают глупости и банальности. И спорить не о чем.

— Да, — сказал Татарников. — Именно так.

— Теперь с любопытством жду смерти. У неё-то должна сохраняться подлинность. Посмотрим. Помнишь историю — когда Талейран умер, какая-то парижская газета написала: «Интересно, зачем ему это понадобилось?»

— Давай, чтобы тебе пришлось ждать долго.

И приятели чокнулись и выпили виски залпом.

Ужин оказался официальным банкетом, так что на столы кроме еды организаторами было поставлено и спиртное. Провозглашались тосты, слово для спичей по очереди предоставлялось гостям и местным заслуженным людям. Татарников и Лощинин, засидевшись за виски, немного опоздали, и первому сразу же предоставили слово как столичному гостю. Лощинин напрягся, думая, что сказать, если очередной спич придётся говорить ему, но следующим тостующим оказался улан-удэнский профессор, потом — Шведов. Лощинин успокоился и стал ужинать, исподтишка рассматривая зал и поддерживая вежливую беседу о собаках, кошках и обустройстве дома, возникшую за их столом.

Тем не менее ближе к концу банкета ему-таки пришлось предложить свой повод для поднятия бокалов учёной публикой. Он не был оригинален, поблагодарив за приём и приглашение и пожелав окружающим процветания. Было уже довольно шумно, учёная публика, подчиняясь общим законам застолья, стала вести беседы внутри небольших компаний, так что Лощинина мало кто слушал; и всё же Татарников сделал напряжённое лицо, а после окончания тоста приятеля одобрительно покачал головой и поднял рюмку, дескать, в этот раз — не подкачал.