Всеволод Шахрай - Память

— Он отвечает тебе, что у него всё хорошо, ему там тепло, у него там дом, смотри, как щурится от удовольствия, — нашёлся тут же отец.

— А ты, что же, понимаешь его?

— Да, конечно. Вот будешь взрослым, и ты научишься понимать их язык. Хочешь быть взрослым?

— Да! — вскрикиваю я с возвратившейся ко мне весёлостью.

— Ну, тогда, давай уже фотографироваться. Раздаётся щелчок фотообъектива.

В колодце капает вода.

Металлический забор детского сада весь в дырках, как решето. Как-то отец сказал маме, по большому секрету, что дырки эти остаются на листе метала после выпиливания каких-то деталей для снарядов, а делают такие заборы у нас на пороховом заводе. Отец может это знать, он работает архитектором в проектном институте, относящемся к оборонной промышленности страны.

Забор выкрашен в зелёный цвет.

— Пап, а у нас в детском саду один мальчик есть, который ходит в военной фуражке и называет себя маршалом. Это, правда, что главнее уже никого не бывает?

— Ну почему же не бывает? Ты ему скажи, что ты генералиссимус — вот этот-то уж точно самый главный.

— Генералиссимус? — переспрашиваю я, дивясь незнакомому мне слову. Уж больно звучит оно как-то смешно и нелепо, не по-русски.

— Да! Их не так-то и много было за всю историю, но звание такое есть, — произносит отец чуть ли не гордо.

В помещении раздевалки детского сада «Журавлик» нас встречает Таисия Ивановна — моя воспитательница.

— Здравствуйте, а вы сегодня немного запаздываете, у нас уже и занятия по аппликации начались, — обращается она к отцу, который уже успел снять с меня шапку и шарф.

— Доброе утро. Ну, надеюсь, мы не многое пропустили? — берёт он шуточный тон, но в тоже время всем своим видом даёт понять, что осознаёт, что опоздали, извиняется.

Отец расстёгивает на мне пальто, он торопится, одна из пуговиц падает на пол.

— Не волнуйтесь вы так, вы совсем даже ничего не пропустили, я ещё и задание не успела дать. Давайте я вам лучше помогу, — говорит, Таисия Ивановна и помогает снять с меня валенки.

— А почему это мы такие серьёзные? — обращается воспитательница уже ко мне.

Тут она надувает свои щёки и хмурит брови, пытаясь в шутку изобразить всю серьёзность пухленького детского личика. Она передразнивает меня, понимаю я по её глазам. Они зелёного цвета. Волосы рыжие. Голос хриплый и тихий. У неё красивое белое лицо, хотя она уже не молода, ей около сорока, но так часто бывает — человек всегда красивый, если он любит кого-то, Таисия Ивановна любит нас — детей. Она подносит свою руку к моей голове и разом взъерошивает на ней все волосы. Кожа на руке приятно холодная.

Отец ставит меня на деревянный детский стул.

— А можно я его сфотографирую, вот так? — спрашивает он виновато у воспитательницы. — Я очень быстро, честное слово, или давайте я вас вместе щёлкну? Вставайте-ка рядом.

— Ой, нет, нет. Мне бежать пора, там меня уже дети заждались. До свидания, — прощается воспитательница с моим отцом и сбегает в другую комнату.

Мы чувствуем себя покинутыми.

— Да, вы бы хоть причесали его. Посмотрите, что я с его головой сделала, — кричит она, закрывая за собой дверь.

— А ведь вас ни на одной фотографии нет, Таисия Ивановна, — неожиданно произносит отец куда-то в воздух.

— И то правда, — думаю я, как бы принимая его загадочный тон. Прошлой зимой на групповом фото детей и всех воспитателей детского сада её не было, болела. А когда нас фотографировали летом с клоуном и обезьяной, она тоже отсутствовала, но уже по неизвестным мне причинам.

— Готов? — спрашивает меня отец.

— Да!

Раздаётся щелчок фотообъектива.

Дневной свет заливает помещение старшей группы детского сада сквозь огромные окна. Они закрыты, и неизвестно, как сюда пробралась синица, которая летает как метеор по всей комнате, чуть-чуть не касаясь крыльями самого потолка. Дети возбуждённо наблюдают за её полётом. Наконец синица врезается на полной скорости в окно и падает на подоконник.

— Она умерла? — спрашивает один мальчик у Таисии Ивановны, поспешившей на помощь к бездыханному телу птицы, но только она хочет коснуться её, как та тут же снова взлетает.

— Притворялась! В обморок упала! — кричат дети. В нашей группе есть небольшой живой уголок, здесь есть клетка с хомяком, черепаха и чучело журавля на подставке, и надо же, синица, решивши взять паузу, приземляется именно на журавля, прямо ему на голову.

— Поближе к своим, — раздаётся детский возглас.