Андрей Рубанов: Психодел

– За психологию ты хорошо задвигаешь, – с завистью произнес спокойный. – Уважаю. Жаль, мне бог ума не дал. Ходил бы сейчас, как ты. Задвигал умное всяким барбосам. И соскакивал. Умному хорошо, он везде соскочит.

– Не везде, – уклончиво возразил Кирилл.

– Ты, – с уважением сказал спокойный, – со сто пятой статьи соскочил. Полгода на воле – уже в шоколаде. Хороший кабак, стейк, салфеточки, винишко красное... Степень прожарки... Называется – человек умеет жить. Нет, брат, соскочить со сто пятой – это сильно.

Кирилл пожал плечами.

– Сильно или не сильно – можно. Со сто пятой – можно. В наше время мокруха – не самое страшное преступление. Вот с двести пятой соскочить нельзя.

– Это что такое?

– Терроризм, – объяснил Кирилл. – Ну, и кто за политику сидит. Нацболы всякие, несогласные – им тоже тяжело. Только у них и денег нет, чтоб соскакивать. А срока там – дай боже...

– Так и у тебя немало вышло.

– Четырнадцать лет, – сказал Кирилл и не удержался – потер пальцами воспаленные веки. Какая-то проблема с контактными линзами, легкая аллергия, вроде бы ничего серьезного – а мешает.

И вообще, знал бы, что всё это так сложно, неприятно и дорого – не стал бы связываться ни с пластикой, ни с линзами. И нос переделали, и веки подрезали, и губы накачали, чуть ли не как у Сергея Зверева, – а рожа как была ублюдочная, так и осталась.

– Четырнадцать лет, – повторил он. – А реально вышло – три года с небольшим. Нормально.

Посмотрел в глаза своему хладнокровному собеседнику – и ничего не увидел. Там словно стена была, прямо за поверхностью зрачков, непроницаемая пелена, ничего не угадать. То ли человек в следующую секунду засмеется и пошутит, и по плечу хлопнет, то ли нож в кадык воткнет. Они все такие, подумал Кирилл, кто всю жизнь по тюрьмам.

Потом обернулись оба. В зал вошла группа женщин, молодых, ярких, из четырех три говорили по мобильным телефонам. Пересмеиваясь то ли меж собой, то ли с абонентами, заняли стол у окна. Замелькали разнообразные, небрежно снимаемые верхние одежды, а также шарфы, перчатки, сумки. Заблестели украшения и голые колени.

– Вот они, – завистливо произнес спокойный, и его взгляд на мгновение прояснился. – Вот на таких люблю смотреть. Вот кому сейчас ништяк. Надо мне было бабой родиться, красивой. Или – ментом. Горя бы не знал. А родился вором. Чего теперь делать? Не знаю.

– Воровать, – сказал Кирилл.

Спокойный невесело хмыкнул и отхлебнул вина, так, что было ясно видно: он бы выпил водки, но стесняется спросить.

– Надо выпить водки, – сказал Кирилл.

– Ты угощаешь, – тихо сказал спокойный. – Тебе виднее.

Надо его переключить, подумал Кирилл, а то уйдет в мрачное, начнет крутить в голове, какой он бедный и несчастный, это мне не нужно.

Он махнул рукой метрдотелю, сменил позу и сказал:

– Не знаю, брат. Лично я бабам не завидую. Особенно этим. Что-то в них не то. Особенно сейчас заметно. Я в две тыщи шестом садился – таких было немного. А сейчас вышел, смотрю – они везде. Молодые, наглые, ничего не боятся... У каждой обязательно какой-нибудь мент есть, в приятелях, чуть что не так – она за телефон хватается и быкует... «Да я сейчас позвоню – подъедут с Петровки, порвут...» Блатные базары выучили, у каждой свое бабло, свои тачки, свои дела... Придешь к ней в гости – а там пустой холодильник, на полу гантели, по стенам шкафы со шмотками... Ходит – задница наружу, трусы торчат... И татуировки: на плече китайское матерное слово, на жопе розочка, на спине – гад с крылышками. Одета под шалаву, а сама – юрист. Чудны дела твои, господи.

Им принесли графин. Кирилл осторожно налил себе и товарищу, чокнулись, но крепкое пить не хотелось, и водка не пошла. В ней тоже есть свой живой умный дух, покемон водки, и он сразу понимает, действительно ли бедолага всей душой хочет опрокинуть стопочку или вынужден.

В последние полгода Кирилл пил много и почти всегда по делу, надо было восстанавливать утраченные за три года тюрьмы знакомства, скреплять возлияниями. А хуже нет, когда приходится поить человека и одновременно подсматривать: как он, не изменился ли, не переродился ли?

С этим – старым тихим крадуном Герой – проще, чем с другими. Особенно сейчас, когда Кирилл сам перешел в разряд отсидевших. В старое время, до тюрьмы, Гера хоть и уважал Кирилла, но держался немного дерзко, а сейчас они – на равных. Оба с опытом. Понимают друг друга с полуслова.

Меж тем яркие девки дружно захохотали, и голоса у них оказались звучные, сильные. Кирилл опять поморгал, всмотрелся.