Андрей Рубанов - Психодел

Борис повиновался, спустя полминуты неуверенным детским жестом протянул телефон.

– Не отвечает.

– Что значит «не отвечает»? Договорились же: в одиннадцать.

Борис повторил, потом набрал домашний номер.

– Не берет трубку.

– Ну, и как с вами дело иметь? – раздраженно спросил Кактус. – Тоже мне, деловые. Забил стрелку и пропал. Пойдем, сядем в кафе каком-нибудь. Будем звонить, пока не дозвонимся.

Но в кафе их не пустили. Точнее, они уже сели за столик, однако официант – щуплый хлопчик – отказался обслуживать грязного посетителя с побитой мордой и позвал охрану. Пока приближался уверенный бык в мешковатом черном пиджаке, Кактус выскользнул из заведения, отошел на двадцать шагов, облокотился на крышу чужого авто и насладился шикарным зрелищем.

Блестящего атлета, автогонщика, владельца собственного бизнеса и огромной квартиры в центре столицы, жениха сексуальнейшей девушки – грубо выталкивают за порог, а шагающие мимо вечерние праздные граждане останавливаются поглазеть.

Сладкий мальчик подошел, шаркая; посмотрел выжидательно.

– Ненавижу вас всех, – печально сказал Кактус. – Дешевки вы. И ты, и твой черный пояс. На кой бес вам тогда ваши джипы крутые, ваши черные пояса? Бицепсы? Деньги, шмотки, вся эта сбруя? Как с вами дела делать? Только сопли жевать умеете. Иди на хуй, понял, нет? Давай, двигай. К Миле езжай. Сам доберешься как-нибудь. Завтра просохнешь, похмелишься – позвони. Встретимся, обсудим наши расклады.

Сладкий мальчик кивнул, повернулся, побрел.

«Изгрызенный, – вспомнил Кактус. – Беси ядять».

Сплюнул.

У людоедов часто так бывает. Проглотишь сладкий кусок, только устроишься отдохнуть, переварить, насладиться – появляется кто-нибудь и портит тебе аппетит.

– Чего такое? – развязно спросили его.

Кирилл повернулся. Локоть его, оказывается, до сих пор упирался в полированную железную плоскость – теперь появился владелец машины, смотрел с угрозой. Таким вечно напряженным городским наездникам не нравится, когда чужие люди трогают их ненаглядные аппараты.

– Ничего, – ответил он, не меняя позы.

– Хули тут пасешься? – осведомился наездник. – Тачка понравилась?

Кактус рванулся, ударил его коленом в пах, сбил с ног, выхватил нож, прижал лезвие к щеке.

– Хули – в Туле, – тихо сказал он. – А мы в Москве. Тихо будь. А то уши отпилю, понял, нет?

– Понял, понял...

– Сиди три минуты, потом вставай. Пойдешь за мной – на ремни порежу.

Отпустил, отпрянул, увидел справа темный проулок, скользнул туда. Не бегом, но быстро. Свернул во двор – здесь было тихо, посреди – песочница, рядом выпивали огромные двадцатилетние дети.

Выждал четверть часа, пошел на дорогу, ловить такси.

В Бразилии есть ловцы змей: они строят клетку и сажают внутрь свинью. Анаконда пролезает меж прутьев, заглатывает пищу, но выползти из ловушки с раздутым желудком уже не может. Так ее берут.

У людоедов иначе. Людоед, когда проглотит, становится быстр и ловок, у него сил прибавляется и решительности.

Она ехала, странно спокойная. Одной рукой рулила, другой сжимала телефон. Маша умоляла звонить ей как можно чаще.

Утром пришлось потратить почти три часа, чтобы привести подругу в более-менее нормальное состояние и подготовить к походу в милицию. Мила хотела сопровождать – но Шамиль отговорил.

Шамиль очень помог, она позвонила ему еще накануне. Не ходите на допрос толпой, сказал он, ходите поодиночке. Так лучше. Сначала пусть одна сходит, потом другая. Чего нам бояться, спросила Мила, мы же не убивали. Конечно, не убивали, ответил шеф, только следователь этого не знает. Тут Мила не выдержала, закричала. Ее ведь тоже могли, вместе с ним!.. Не кричи на старого татарина, ответил Шамиль. Сидите по домам и никому дверь не открывайте. Судя по всему, это бытовуха, убийцу возьмут сегодня-завтра.

Монахова была словно каменная. Ничего нового не рассказала. Утром прошедшего дня Мудвин встал ни свет ни заря, подтопил остывший за ночь дом и уехал, какой-то был у него намечен разговор важный, насчет близкого товарища; днем обещал вернуться и побыть с ней, а поздним вечером опять должен был уехать, на этот раз – в Москву, к себе в квартиру, еще один важный разговор – в общем, кругом одни важные дела, и Маша тогда устроила ему сцену: что это за жизнь, утром – один важный разговор, вечером – другой, а любимая женщина, значит, днем, в промежутке? И отправилась по магазинам; весь день шарилась, по темноте приехала – а он уже холодный, мертвый, и кровь по всей кухне, черная, липкая... Убили в середине дня, кто-то свой. Мудвин сам открыл убийце и калитку, и дверь. Пили чай, на столе две чашки, конфеты... Убийца при входе ботинки снял...