Эмилия Прыткина - Свадебный переполох

– А ты откуда знаешь про свеклу? – удивился Ваго.

– А я все знаю, – Алвард улыбнулась таинственной улыбкой Джоконды и, виляя бедрами, ушла, оставив на губах Ваго помаду, а в душе – ощущение блаженства.

На следующий день Ваго вымылся, прилизал жидкие волосенки и под вечер пошел гулять по Эребуни-массиву. Он останавливался везде, где сидели мужчины, – возле фонтанчиков, возле лавочек и столиков, за которым играли в нарды, – и демонстрировал всем свои чистые руки и лицо, рассказывая о том, что посетил вчера волшебного доктора, который выявил у Ваго всего лишь аллергию на пыльцу. Мужчины облегченно вздохнули, и уже через пару дней Алвард, Сусанна и Нвард работали в три смены на благо сохранения семей.

Когда же в конце месяца пришли к нему с тетрадками, Ваго обезумел от счастья: процент его составлял ни много ни мало, а целых пятьсот долларов США – сумму, для Еревана огромную. Ваго спрятал деньги в кубышку, для порядка пожурил девиц и угостил их вином собственного производства. Выпив мировую, барышни устроили пляски вокруг костра и гуляли до самого утра. Наутро Ваго понял две вещи: первое – деньги не пахнут, и второе – даже на старости лет человеку доступны маленькие радости.

С тех пор в Эребуни-массиве воцарился мир и покой. И если и опечалила Ваго весть о новом порнике Соне, которая проживает в сорок четвертом доме, то только по одной причине: наглая девица занималась своим ремеслом в обход его. «Надо с Алвард поговорить, пусть сходит к этой Соне, выяснит, что там и как», – подумал он, поглядывая на еле живую от страха Арусяк, шагающую с ним рядом.

– А чем вы занимаетесь, дядя Ваго? – поинтересовалась Арусяк, пытаясь завести беседу.

– Я живу здесь, в сторожке, за садом ухаживаю. Он теперь вроде как ничейный. Я в конце лета приглашаю всех желающих собирать алычу. А дети бегают здесь, все плоды обрывают. Жалко ведь, зачем зеленое рвать, пусть вырастет, потом и рвите. Я когда-то на ТЭЦ работал, а потом уволили меня за то, что я пятьсот метров проволоки украл. Ты вот скажи мне: разве за пятьсот метров проволоки увольняют хорошего человека, который этой проволокой сад огородил, чтобы деревья сохранить?

– Не увольняют, дядя Ваго, не увольняют, – поддакнула Арусяк.

– Вот и я о том же! А когда времена тяжелые настали и свет стали отключать, все деревья в городе вырубили, чтобы печки топить, а мой сад не тронули, потому что я здесь день и ночь дежурил, даже жить сюда переехал. Разве плохо это? А если бы не проволока да не я, то все бы срубили. Вот и подумай сама: разве плохо, что я проволоку украл?

– Хорошо, дядя Ваго, хорошо! – с жаром согласилась Арусяк.

Пока они шли, шурша мелким гравием, Арусяк смотрела на Ваго и думала о том, что в Харькове она бы так просто не отделалась и дело точно кончилось бы милицией. «Может, он тоже меня сейчас в участок сдаст?» – подумала Арусяк и с подозрением посмотрела на дядю Ваго.

– Сколько лет твоей сестре? – Дядя Ваго остановился и закурил сигарету.

– Двадцать три, как и мне.

– А муж есть, дети? – Дядя Ваго прищурился и выпустил облако дыма.

– Есть, ребенку три года уже.

– Эх, что в мире делается, – покачал головой Ваго.

Через триста метров он остановился возле каменных ступенек:

– Пойдешь наверх – как раз будет сорок четвертый дом.

– Спасибо, дядя Ваго, – улыбнулась Арусяк.

– Да не за что! Вот созреет алыча – приходи, бери сколько хочешь.

– Я к тому времени уеду уже.

– Ну, пусть дядя твой приходит. Привет передавай Соне, скажи, сторож Ваго передавал – трудная у нее профессия. – Ваго многозначительно посмотрел на Арусяк.

– Уж куда труднее, – зарделась Арусяк и подумала, что зря она все-таки сказала незнакомому человеку, что Соня работает дворничихой: профессия ведь не из лучших.

– Ну, тогда до свидания, Арусяк-джан, – улыбнулся дядя Ваго и медленной прихрамывающей походкой поплелся в сторону сада.

– До свидания, – помахала рукой Арусяк и покосилась на свои брюки. Идти в таком виде дальше было безумно стыдно. Через минуту она прижала ладони к задним карманам и, оглядываясь по сторонам, быстро-быстро засеменила в сторону первого подъезда, благо идти было недолго.

На лавочке сидел Сенулик и грыз алычу.

– Бить будешь? – невинно поинтересовался он.

– Нет, папе пожалуюсь, – ответила Арусяк.

– Ну и зря. Я, кстати, сидел в засаде и следил за тобой, хотел в дядю камень кинуть, отвлечь его – он бы за мной погнался, а ты бы убежала, честно-честно.