А потом стрелка на моих часах переместилась на заветную розовую букву «p» в слове «hipp» на моем белом бесциферном циферблате, и я с радостью рванула прочь с разморенного сиестой сонного пляжа.
Он сидел на скамейке, в тени, и, увидев меня, быстро отложил книжку, встал и сказал: – Ты так хочешь? Ты этого хочешь, да?
– Наконец-то, а я уже думал, что ты никогда…
Никто и никогда…
…не целовал меня так, как делал это ты. Никто и никогда не казался мне в своих грехах таким совершенством. Никто и никогда не мог разбудить во мне такую лавину чувств, которая от вспухших сладко-неуклюжих губ с тихим рокотом обрушивалась ниже и ниже… Никто не мог так ослепить и обездвижить меня – я растворялась, я расплывалась и не помню, как мы садились на скамейку, как обнимались, каким хитроумным сплетением соединились наши руки и ноги.
Сарафан был наполовину устранен, но вдруг какая-то ведьмовская тень за пыльным окном смутила гармонию, и, оторвавшись от моей груди, А. сказал, что за все существование этой скамейки (вернее – его на ней) ни одна пара глаз не омрачила безвременное течение пряной самбы. Пророческая тень изгоняющих перемен. Камень, пущенный в стекло постоянства.
А потом он сидел, откинув голову на спинку скамейки, и его лицо было пугающе близко – в сантиметре подо мной. Он даже не снял шорты, и со стороны это, возможно, выглядело как невинные шалости. Мои распущенные волосы падали ему на щеки и, наверное, закрывали нас, когда мы целовались.
Он крепко держал меня за бедра, настраивая на ритм, и потом его вторая рука пробралась куда-то, и он шептал:
– О Боже… как хорошо… как же хорошо ты это делаешь… ах… как же тебе хорошо…
А я прижалась к нему еще ближе, вздрагивая от лебединого скольжения пальцев по моей спине, и припала губами к его гладкой шее, жадно, как вылупившийся из эбенового яйца вампиренок, пыталась выпить его всего. А за этим нахлынуло какое-то потерянное парящее состояние, зрелая романистка назвала бы его «исступленная нега» – помню только, что лбом и переносицей прижалась к его дьявольскому плечу.
– Как быстро ты возбуждаешься… – Его пальцы заползли в мои волосы, я снова содрогнулась от той сладкой вкрадчивой настойчивости, с какой он немного откинулся, чтоб смотреть мне в глаза.
– А ведь ты sexy… такое милое выражение… у тебя веснушки, будто из меда…
– Так съешь их…
– Ах, если бы! – Он щекотал, покусывая, мочку моего уха, поигрывая массивной серебряной с кораллами серьгой. – Если бы я мог, я бы всю тебя съел.
– Ах… не надо… я ненавижу это трафаретное… ты бы всех нас пережрал…
Альхен странно хихикнул и потом резко встал (так, что я, задержавшись ногами у него на талии, потом мягко стала на землю), посмотрел в глаза (и мне стало страшно) и, когда я уже начала поправлять сарафан, дернул меня за руку так, что коленом я прочертила небольшую дугу в сантиметре над землей. Еще одним рывком он зашвырнул меня, спиной к нему, в объятия. Мы замерли так: он крепко обнимал меня, а я, в сладко-испуганном ожидании, касалась его мускулов на руках.
Он тяжело дышал мне в ухо. Это было как в тех снах. Моя спина больше не зябла. Я могла положить голову ему на плечо и дышать своей мечтой. Счастье просачивалось в меня вместе с воздухом и теплом его тела.
И тут вдруг случилось что-то стремительное, совершенно неправильное. И перед тем, как я успела это проанализировать или испугаться, совершенно новые мокрые липкие чувства притупили сознание. Я жалобно промычала и попыталась вырваться, но он, перехватив и сжав мои запястья, сделался каким-то свинцово-грубым, требовательно толкнул меня в спину, и я неуклюже согнулась.
На отцовский вопрос о вдохновении (он уже встал и возился с чаем на кухне, когда я, споткнувшись о половичок, мрачной сомнамбулой проследовала в ванную) я ответила, что писалось хорошо и у меня почти готов план гениального романа. – Мы еще в прошлом году с Ликой и Зинкой сюда гулять ходили… – и надвинула на лоб козырек бейсболки, закрыла глаза темными очками, нацепила наушники и механически, даже не поднимая век, переворачивала страницы.
Холодая вода действовала отрезвляюще.
Nach Mittag
По случаю нашего фантастического примирения были продолжены занятия английским. Все, что от меня требовалось, – это на протяжении часа, пока мы сидим в парке на скамеечке, читать какой-нибудь piece of English literature и потом выписывать все незнакомые слова и фразы и учить их наизусть. В этот раз мне совершенно случайно попалось лесбийское фэнтези The Northen Girl, где желтоволосая северянка оказывается в смуглом кругу воинствующих азиаток, и из-за некоторых расхождений во взглядах у них завязываются и развязываются мелкие бытовые конфликты.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу