Маша Трауб - Домик на Юге

– Нет, не пришлось. Он действительно плохо считал, – ответила Ольга Владимировна. – Ну вот видите, все в порядке, я вела себя прилично. Я тут подумала, что неплохо бы съездить в Израиль.

– Почему в Израиль? – ахнула Настя.

– Мне там есть, где развернуться, – потерла руки Ольга Владимировна. – Помню, был у меня в молодости друг, Йося… А Лева? Какой мужик! А про Сему я вам не рассказывала?

– Мама!!!

Люська давно перестала задавать вопросы. А зачем? Чтобы услышать правду? В этом-то и была проблема. Люська совсем не была уверена в том, что правда ей нужна.

Ей было лет десять. Она читала рассказ, заданный в школе, и встретила незнакомое слово.

– Теть Тамар, а кто такая приживалка? – спросила она.

– Это человек, который не родной, но живет в семье, – объяснила тетка.

Люська кивнула, дочитала рассказ, пересказала, как было задано, и забыла. Но ночью проснулась, подскочила в кровати. Она – приживалка. Оказывается, вот как это называется. Отвратительное, мерзкое, глупое, жестокое слово. Нельзя так людей называть.

Люська расплакалась. В прочитанном рассказе девочку-приживалку обижали, заставляли делать всю грязную работу, не любили и унижали. Люська, сравнив себя с героиней, нашла много параллелей. Ее тоже обижают, заставляют мыть полы, не любят и унижают.

Люська зарыдала. Теперь она поняла. Все поняла. Она вспоминала, как тетя Тамара шлепнула ее мокрой половой тряпкой по попе за то, что она не помыла полы под кроватью. Вспомнила, как дядя Женя морщился, когда давал деньги на новое платье к школьному празднику. Вспомнила, как тетка попросила сварить суп, а она забыла – ушла к подружке и заболталась. В последний момент – тетка вот-вот должна была вернуться с работы – Люська, прибежав домой, сунула курицу в кастрюлю, не доварила, покидала плохо почищенную картошку с морковкой, пересыпала макарон, сказала, что все сделала. Тетя Тамара открыла кастрюлю, посмотрела и вылила все в унитаз.

Люська той ночью поняла – это все потому, что она приживалка. Утром в школе, когда ее одноклассница пересказывала рассказ – без эмоций, лишь бы отбубнить, – Люська смотрела на нее презрительно. Куда ей? Она же не понимает, как нужно пересказывать. Не чувствует. Не знает, каково это. С тех пор девочка стала неуправляема. Она замечала только плохое – и дома, и в школе. Особенно дома. И лелеяла это плохое, накапливая, запоминая до мелочей.

Тетя Тамара попросила погладить белье. Люська посмотрела на тетку с ненавистью. Дядя Женя попросил налить чаю – Люська шваркнула чашку на стол. Она для них прислуга. Когда поздно вечером тетя Тамара с дядей Женей сидели на кухне и шептались, Люська была уверена – говорят о ней. О том, что еще должна сделать приживалка, какую непосильную работу на нее нагрузить. Девочка их возненавидела. Убегала к подружке Галке и запоем, смакуя детали, рассказывала о нанесенных обидах. Галка пожимала плечами – что за проблемы? У нее то же самое. И хуже бывает. Она тоже и полы моет, и гладит, и суп варит – родители на работе убиваются. Приходят, еле волоча ноги от усталости. Мать тоже может и наорать, и тряпкой наподдать. Все то же самое. Что такого-то?

Люська сначала злилась на подружку – как она не понимает таких вещей? А потом стала смотреть на нее свысока – с чего ей понимать? Она-то не приживалка. Своих детей по-другому шлепают. Люська как однажды примерила этот взгляд, так с ним и ходила, доводя до истерики тетю Тамару и чуть ли не до запоя дядю Женю. Мол, что вы понимаете в этой жизни? Мне бы ваши проблемы, ваши заботы. Вы не страдаете так, как я.

Когда Люська подросла, то стала задавать вопросы: а где моя мама, почему я живу у вас, когда вы меня взяли? Тетя Тамара пыталась рассказывать так, чтобы не ранить девочку, но Люську это только раздражало.

– Люсенька, так получилось, – говорила тетя Тамара. – Твоя мама живет в другом городе. А мы тебя как увидели, так сразу полюбили.

Люська от этих сюсюканий морщилась. Сказали бы как есть. Все равно же ничего не изменишь. Она хотела только понять почему.

А в остальном девочка была реалисткой.

Когда умерла их соседка по площадке, Люська только кивнула – умерла и умерла. Тетя Тамара плакала на кухне, бегала по подъезду с опухшими глазами и пила валокордин. Люська должна была помочь тетке с организацией поминок – порезать овощи на салаты, сбегать в магазин, накрыть на стол.

– Почему я должна это делать? – пробурчала девочка.

– Люся, баба Надя с тобой маленькой сидела, она же всю жизнь… с нами… под боком… – всхлипывая, проговорила тетя Тамара. – Никогда не откажет… варенье приносила…