Маша Трауб - Домик на Юге

Наташа уехала, сообщив, что замуж пока не собирается и Тимочку забрать не может. Тоже пока. Мол, Дима привык к налаженному ритму и быту и не готов что-то менять.

Галина Ивановна, проводив дочь, сходила к соседу за водкой. Давно не ходила, а тут ноги сами повели. Сосед, не задав ни одного вопроса, налил ей в чайную чашку.

Тимочка спал, а Галина Ивановна думала о Наташе, Тимочке и неизвестном ей Диме. После первой чашки водки она оправдала и дочь, и ее мужчину. После второй твердо решила поехать в Москву и поговорить с Димой и Наташей начистоту – выяснить планы и виды на будущее. Допивая третью чашку, Галина Ивановна расплакалась, признаваясь самой себе, что никуда она не поедет, что дочь будет жить так, как считает нужным Дима, а Тимочка останется на ней.

За Тимочку она стала волноваться. На улице, на людях он был спокойным, тихим. Дома же мог расплакаться из-за пустяка. И плакал горько, и успокоиться долго не мог. Не кричал, не капризничал, просто плакал.

– Ну что за плакса-вакса растет? – пыталась пошутить Галина Ивановна. Но внук смотрел на нее такими больными, страдающими глазами, что она осекалась. – Успокойся, пожалуйста, успокойся, – просила она.

– Я не могу, не могу, – отвечал мальчик.

– Ну давай вытрем слезки, попей водички, – просила Галина Ивановна, подмешивая в воду валерьянки.

Тимочка изо всех сил крепился – вытирал глазки, пил водичку, но успокоиться не мог.

– Ну все? Все прошло? – спрашивала Галина Ивановна, прижимая и качая внука.

– Везде прошло, только здесь не прошло, – отвечал серьезно он и показывал в середину груди.

– Ну что там такое? Болит?

– Нет, не болит. Плачет… Сжимает и плачет.

– Бедный ты мой. Ничего, ничего, сейчас пройдет…

Наташа приезжала на праздники. Привозила подарки. Галина Ивановна больше не расспрашивала дочь о планах, а та не делилась. Тимочка сначала спрашивал – останется ли мама с ними, а потом перестал.

– Он плачет часто, – сказала как-то Галина Ивановна дочери.

– Почему? – удивилась Наташа.

– Не знаю.

– Все дети плачут…

– Нет, он по-другому плачет. Как будто у него горе.

– Не выдумывай. Какое горе? Нормальный, здоровый мальчик.

– Да, да, конечно. Но все-таки… Ему мама нужна.

– Так многие живут. Ничего, вырастают. Ты же ему не чужой человек. Родная бабушка. Зато я вам помогать могу. А так – на что бы жили? Заберу, как только смогу. Я же приезжаю, в конце концов.

Наташа уезжала, а Галина Ивановна шла к соседу. Не пила. Просто сидела и рассказывала, что привезла дочь, что сказала, чего не сказала… Как будто сама с собой разговаривала, потому что сосед молчал.

Галина Ивановна по-женски и матерински понимала: дочь – молодая, надо устраивать свою жизнь. Живет с мужчиной в его квартире, не замужем, ни на что не имеет права. Куда ребенка тащить? Но и обида на дочь, необъяснимая, горькая, не уходила – не нужен ей сын. Ошиблась и пошла дальше. Не было бы сына, не было бы проблем. Наташа никогда бы в этом не призналась, но Галина Ивановна чувствовала, что для дочери ребенок в тягость. Даже эти три-четыре, семь дней – в тягость. Не хочет она его, не любит, не принимает.

Галина Ивановна ошибалась. Сильно ошибалась. Наташа лихорадочно думала. Каждый день, каждую ночь. Прокручивала в голове варианты, вела диалоги, спорила, доказывала. Фотографии Тимочки – несколько штук – она хранила в обычном конверте. Хотела поставить в рамочку, но не решилась. Доставала фото редко. Смотрела и даже плакать не могла от боли. Гладила фото, разговаривала с ним, объясняла, рассказывала, как прошел день, что за этот день она надумала… Тимочка-младенец, только научившийся держать головку, смотрел с фотографии. Наташе казалось, что иногда он улыбается, иногда хмурится. С собой фото она не носила – боялась. Чего боялась? В один из приездов она сфотографировала сына на мобильный телефон. Было удобно – она могла разговаривать с Тимой где угодно – в метро, маршрутке, автобусе.

– С кем ты переписываешься? – спросил однажды Дима.

– Ни с кем, – испуганно ответила Наташа.

Если она забывала телефон, то всегда возвращалась.

– Ты от кого-то ждешь звонка? – удивился Дима. Они ехали в гости, и Наташа уже по дороге вспомнила про телефон. Вышла из вагона и сказала, что вернется.

– От мамы. Должна звонить, – соврала она.

Она и себе не могла объяснить, почему боится, прячется… Дима знал, что у нее есть сын.

Только один раз Наташа спросила у Димы, можно ли когда-нибудь, не сейчас, попозже, но в принципе, возможно ли, чтобы Тима жил с ними.