Мария Метлицкая - Машкино счастье (сборник)

К «Контику» подъехали торжественно: мама-красавица, как всегда, с элегантным мужем, я тоже ничего себе – красавица со слегка затравленными глазами (молоко сцежено на одно кормление вперед, ребенок остался с соседкой), муж напряженный, в свадебном костюме (другого у него не было еще лет десять).

Нам показывали комплекс, мы искренне охали и удивлялись. Конечно же, прокатились в стеклянных лифтах, поахали у бассейна с бирюзовой водой, потрогали листья действительно натуральных пальм – и наш табунчик, цокавший за этим главным дядей, показывавшим все с такой гордостью, словно это были его родовые владения, наша такая разношерстная компания умилялась, восторженно причмокивала, качала восхищенно головами и предвкушала: что же там впереди? Наверное, японский ресторан! О наивные! Мы не входили в список тех, кому полагались блага по полной программе. Мы попали туда почти случайно – просто мамин муж оказал любезность главному дяде, но в список VIP-персон все же не попал. В нашу программу входили беглая обзорная экскурсия, часок сауны и скудный фуршет – бутерброды плюс шампанское. Но мы и так были безмерно счастливы! Мы побывали почти за границей! Это было событие, достойное обсуждения с друзьями.

Итак, все возбуждены и предвкушают продолжение праздника – а я с безумными глазами ищу телефон, чтобы позвонить соседке, сидящей с моим ребенком. Телефон обнаруживается в холле, я чуть отстаю, но номер занят. Я говорю, что догоню их всех и найду в сауне, так как париться мне все равно нельзя. Процессия удаляется, а я остаюсь. И уже понимаю, зная любовь соседки к телефонному трепу, что оставшееся время, скорее всего, проведу здесь. Я уютно располагаюсь на мягком кожаном диване недалеко от таксофона и набираюсь терпения. От нечего делать оглядываюсь вокруг: в центре зала – круглая барная стойка, несколько иностранцев, что-то потягивающих из высоких бокалов, и несколько девушек – молодых и постарше, очень стильных, длинноногих и ухоженных и почему-то рассматривающих меня с интересом. Тут до меня доходит, что это – путаны и что они, видимо, недоумевают, кто я, откуда и что делаю практически на их насесте. Но минут через десять они, видя мою очередную ходку к телефону, понимают, зачем я здесь, и совершенно теряют ко мне интерес. Я осознаю, что не дозвонюсь в ближайшие полчаса, что мне бы встать и уйти. Но что я буду делать у бассейна? Сидеть и всем объяснять, что мне нельзя ни плавать, ни париться? И покоя на душе уже точно не будет. И с упорством маньяка продолжаю мотаться к телефону. Да и в конце концов здесь даже интереснее. Где я увижу эту, другую, жизнь так близко? А завтра буду рассказывать об этом подружкам – и многочасовое, муторное мотание с колясками по кругу, по кругу, как цирковые лошади, пройдет под этот треп легко и незаметно.

И тут, когда я поняла, что мне нужно делать (а это, как известно, в жизни главное), и почти расслабилась, я увидела, как ко мне, явно ко мне, направляется мужчина. Фирмач, высокий, светловолосый и бородатый, вполне симпатичный дядька. Присаживается рядом, правда, испросив позволения. На это моего скудного английского хватает (о дивные знания, полученные в советской десятилетке!). И тут я вижу, как вся публика разворачивается на сто восемьдесят градусов в мою сторону – и девочки, и бармен. Я покрываюсь испариной и выдавливаю из себя жалкое подобие улыбки. И на всякий случай отодвигаюсь от фирмача подальше – диванчик позволяет – сантиметров эдак на пять-шесть. Он радостно придвигается ко мне. Отступать некуда, только если бежать. Он что-то мне рассказывает, закидывает ногу на ногу, раскуривает трубку, и в этот момент я начинаю сомневаться: а вдруг я не права? Может, человек просто захотел побеседовать, хотя собеседник из меня... прямо скажем. Из жалкого набора слов, которые я в другой, менее ответственный момент, может быть, и вспомнила бы, сейчас осталось только «сорри» и «фенькью» – очень миленько и обнадеживающе. Именно это я и лепечу примерно раз в минуту. А его, кажется, это не слишком задевает.

«Господи, ну чего ему надо? Я его совсем не понимаю!» И под прицелом любопытных и внимательных глаз никак не могу собрать волю в кулак и объяснить дяде, где находится ресепшен, или справочное бюро, как говорили тогда, где полно квалифицированных англоговорящих людей, которые дали бы ответы на все его вопросы. А то привязался к девочке какой-то полудебильной! Хотя разве у него вопросы? Что-то рассказывает, улыбается. Теперь вот что-то вопрошает.