Мария Метлицкая - Машкино счастье (сборник)

Лиза угасала медленно, но с каждым днем какие-то крупицы жизни из нее вытекали. Елене это было прекрасно видно, и смотреть на это было невыносимо. От бессилия Лиза становилась тише. И сестры впервые начали разговаривать. Не переговариваться, а именно разговаривать. Сначала ни о чем, потом вспоминали что-то из детства – рано умершего отца, оказалось, Лиза его совсем не помнила, вспоминали мать, старый двор, легкую и молодую дачную жизнь. А вот личные вопросы как-то обходили стороной. Да и какие там личные вопросы? Что было обсуждать-то? Лизиного гениального примороженного математика? Или Елениного несчастного микробиолога? Тоже мне тема! Да и Ирку обсуждать не хотелось. Зачем причинять человеку боль?

По воскресеньям Елена ездила в свой любимый храм Космы и Дамиана, в Москву, туда, где крестилась. С упоением отстаивала долгую службу, подпевала хору. Умиротворенная, возвращалась домой. И попадала под прицел Лизиных усмешек. Изо всех сил сдерживалась, чтобы не отвечать. Получалось. Чему-чему, а смирению православие учило хорошо.

К октябрю Лизе стало совсем худо. Елена съездила в Москву к районному онкологу и вернулась с упаковками сильнейших обезболивающих, тех, что стоят последними перед наркотиками. Больше всего она боялась, что у Лизы начнутся боли. От уколов и слабости Лиза почти целый день спала, ела один раз в день, и то как птичка. Иногда минут двадцать смотрела телевизор. Сама уже не читала. Порой просила почитать вслух Елену. Та читала ей Бунина и Куприна. Иногда Лиза беззвучно плакала. Теперь она уже совсем не вредничала и не спорила.

Елена спросила как-то:

– Может, вызвать из Бостона математика?

Лиза вяло отмахнулась:

– На черта он мне сдался? Да и тебе лишние хлопоты.

– Как хочешь, – удивилась Елена.

Однажды вечером, ближе к ночи – Елена была уже у себя, но дверь она теперь не закрывала, чтобы слышать сестру, – Лиза позвала ее.

– Сделай мне кофе.

– Сейчас, ночью? – испугалась Елена.

– Очень хочется.

– Да-да, конечно.

Елена накинула халат и побежала на кухню. Почему-то побежала. Кофе сварила с пенкой, в старой медной, еще маминой джезве. Крикнула:

– С молоком?

– Все равно, – ответила Лиза.

Потом осторожно, с ложечки поила Лизу. Та причмокивала от удовольствия.

– А завтра свари гороховый суп с ветчиной, ладно?

– Господи! – От радости Елена расплакалась. – Какое счастье, что ты захотела супу! Хочешь, сейчас пойду варить, ты проснешься и поешь, – причитала Елена.

– Успеется, – усмехнулась Лиза, – блаженная ты, посиди просто.

Елена кивнула:

– Да-да, конечно.

– А знаешь, ведь все мне поделом, – сказала Лиза.

– Ты о чем?

– О чем? Ты ведь даже не знаешь, какая я страшная грешница. Страшная. Мне все это поделом.

«Бредит, уже бредит, меня предупреждали», – подумала с ужасом Елена.

– И что у Ирки так, я виновата! Когда она с первым мужем развелась, помнишь, у нее была операция, ну там, киста, гинекология? – Елена кивнула. – Так вот я попросила врача, да что там попросила, заплатила, и он ей трубы перевязал. Подумала, есть ребенок, зачем этой дуре рожать второго? Сама сумасшедшая и наплодит таких же и еще мне подкинет. Вот так-то. А ты говоришь, на все воля Божья. Не на все. А потом, когда она с Генкой стала жить – неплохо, кстати, жить, он один ее в узде держал, – он детей хотел, а она не понимала, почему не получается. Я, естественно, не созналась – испугалась. Он ее и бросил. Тогда-то у нее все совсем разладилось и покатилось под откос. Я виновата. – Лиза громко вздохнула и откинулась на подушки.

– Ты ведь хотела как лучше, – тихо и неуверенно сказала Елена.

– Ну да, а получилось как всегда, – хрипло рассмеялась Лиза. Помолчав с минуту, она продолжила: – И жене твоего лыжника тоже я позвонила.

Елена поняла не сразу. Когда дошло, в ужасе прошептала:

– Ты?

– Я, я. Тоже скажешь, хотела как лучше? А ведь правда хотела. Хотела, чтобы он их бросил и к тебе ушел. А что получилось? Что молчишь? Ну, оправдывай меня!

Елена закаменела. А Лиза продолжала свой людоедский монолог:

– И еще я с Левкой жила.

– Левка – это кто? – одними губами спросила Елена.

– Левка – родной брат моего математика.

Елена смутно помнила этого брата – такой же невзрачный и субтильный очкарик, только тот гений, а этот рядовой инженер.

– Жила с ним пятнадцать лет, пока он в Канаду не уехал.

– Зачем? – только и спросила Елена.

– А мой вообще ничего не мог, все в мозги ушло, – легко сказала Лиза. – Вот я и приспособилась. Удобно. Я даже не знаю, от кого Ирка. А какая разница? Даже фамилия одна. – Лиза зашлась в кашле и страшном смехе. Елена молчала. – Это ты у нас молодец. Все всегда делала правильно. Жила честно и праведно. Молодец! Правда, для себя жила. – «Вот тебе и раскаяние с покаянием», – подумала Елена. – А у меня дочь – сволочь, мужа, считай, что нет. И меня самой тоже уже нет. Вот так-то.