— Проваливай, парень, — сказал полицейский, выведя Мено из здания вокзала.
— Но там мой чемодан…
— Исчезни!
(Эшшлорак) «Но люди, даже если добьются свободы, что они сделают со своей жизнью? Если они хотят быть счастливыми, в чем обретет выражение это их счастье? Они просто отправятся на охоту! Аристократы, у которых всегда было больше досуга, чем у других, наилучшим времяпрепровождением считали охоту. А у маленьких людей есть своя маленькая «охота»: они займутся рыбалкой. Чего вы добьетесь, устроив революцию? Роста поголовья рыболовов! Только и всего. Улучшение судьбы рабочего будет состоять в том, что он сможет посвятить себя этой простейшей форме охоты. И ради этого — свобода, равенство, братство?.. Ах боже мой».
(Старгорски) «Теперь вы рассуждаете как циник».
(Эшшлорак) «Я лишь пытаюсь никого не идеализировать. Не изображайте людей более интересными, чем они есть… В жизни очень много дешевки, и в этом смысле искусство ей подражает, ну и что тут такого?»
(Шуберт) «Но должна же оставаться надежда! Без надежды нельзя жить!»
(Эшшлорак) «Боюсь, нам всем придется этому научиться. Нести вахту на берегу мейстерзингеров, в городе старинных и вечно новых напевов, и каждый пусть остается на своем месте, подчиняется твердо установленному порядку, ведь госпожа Часовая Стрелка — волшебница, вечно все изменяющая — утратила свою власть!»
(Конферансье) «Вот он, часть силы той, что вечно хочет блага и вечно совершает зло: послушайте, дамы и господа, 'Вальс Мефистофеля' {113} 113 Произведение Ференца Листа (1811-1886), первоначально написанное для фортепьяно, а после переработанное для оркестра (1856-1861).
в исполнении нашего волшебного дрезденского Биг Банда {114} 114 Биг Банд — оркестр студентов дрезденского Технического университета.
!»
(Альбин Эшшлорак) «Что ж поделаешь. Тогда… я просто нахохлюсь. Хотел бы я курочкой стать… {115} 115 «Хотел бы я курочкой стать…» — знаменитая в свое время песня берлинского вокального ансамбля «Комедийные гармонисты» (1927-1935).
»
(Шевола) «Вы уже успели навлечь на себя все отвращение, которое люди испытывали к прежнему идолу».
(Альбин Эшшлорак) «Позволите называть вас впредь барышней Вивисектор?»
(Эшшлорак) «Ты не можешь пребывать в покое, мой сын, когда вокруг неподвижной оси твоей комнаты вращается мир».
(Зиннер-Прист) «Вообразите, что я почувствовала, когда мой шеф заявил о своем решении действовать в соответствии с конституцией этого ненавистного мне народа! Который в своем безумном суеверии дошел до того, что отбивает носы статуям, чтобы они не ожили!»
(Барсано) «Мы верили, что все люди, в сущности, предрасположены к добру. Если мы обеспечим их в достаточной мере продуктами, жильем, одеждой, они перестанут быть злыми, ибо в этом уже не будет необходимости. Ошибка, какая ошиппка!»
Но Мено не хотел просто так «исчезнуть». В оставшемся на вокзале чемодане были тексты, в том числе и рукопись Юдит Шеволы — с уже внесенной редакторской правкой, незаменимая. Чувство долга, страх, любопытство, любовь к авантюрам…: он обошел вокруг и снова проник на территорию вокзала через боковой вход. Поскольку у него был с собой билет на поезд, его пропустили. Чемодан нашелся под одной из скамеек, за ним присматривала старая женщина, которая жила недалеко вокзала и пришла сюда, чтобы бесплатно раздавать чай и печенье. Она видела, как полицейские увели Мено и другого мужчину.
— Вам уже доводилось переживать что-то подобное?
— Нет, — сказал Мено.
— Такое случалось разве что во время войны да еще семнадцатого июня {116} 116 Имеется в виду Берлинский кризис 1953 г.
, — сказала женщина. — Вы еще молоды — я бы на вашем месте ушла отсюда.
Мено поехал домой. Трамвай полнился слухами, люди не хотели молчать, казалось, их больше не заботило, что разговор может услышать кто-то посторонний. Дрезден покоился в холодной, пасмурной, тягостно-тоскливой бесприютности своих осенних дней; над тихими улицами, озвученными только шепотом веток, качались фонари.
Ветер раскручивал древесные кроны на Лунном спуске, пружинисто спрыгивал с крыши «Тысячеглазого дома» {117} 117 Особняк (прозванный так Кристианом из-за обилия книг), в котором жили Мено Роде, Алоис Ланге с женой, семья инженера Шталя, позже также — подселенные к ним близнецы Каминские, супруги Пердо и Бабетт Хоних.
, заставляя ее кряхтеть и скрипеть. Педро Хоних уже вывесил возле своего окна флаг. У Либуссы работал телевизор. Аромат ванильного табака просачивался сквозь дверные щели, хотя Мено и забил их матерчатыми змейками, сшитыми Анной и Барбарой. В зимнем саду кто-то беспокойно расхаживал. Мено открыл дверь со стрельчатой аркой и вышел на балкон, сопровождаемый котом Чакаманка-Будибабой, который тут же начал принюхиваться к туманному воздуху. Из парка доносился запах гнилой древесины, который смешивался с садовыми запахами — гумуса и влажной листвы. Мено смотрел на город, на видную отсюда часть излучины Эльбы, по которой двигалась баржа; значит, нынешнее время состоит и в этом: кто-то по-прежнему должен следить за силой течения и буями, люди по-прежнему нуждаются в угле и щебне, или что там транспортирует это судно… Мено вернулся в комнату. Каким мирным выглядит его стол: микроскоп и пишущая машинка, в ней торчит пустой лист. Мено сел к столу, попытался работать, но мысли опять и опять уклонялись в сторону. Он встал, ему надо было с кем-то поговорить.
Читать дальше