Сергей Аксентьев - Беспокойные дали

— Ребята любят друг друга и о том, что они разной веры, Лида — христианка, а он мусульманин, даже не вспоминают. Баку многонациональный город и смешанные браки здесь давно не редкость.

— Я так считаю, — доверительно продолжила она, — и армянский и азербайджанский народы на нашей земле дружно жили всегда, и, даст Бог дальше будут жить в дружбе и согласии.

Увы, в тот раз мудрая женщина ошиблась. Спустя много лет Платонов узнал от Вагита, приезжавшего на несколько дней в Севастополь, жестокую весть. Сентябрьским вечером 1988 года, во время изуверской армяно-азербайджанской резни, охватившей тогда республику, Лида была зверски убита в подъезде своего дома. Этого горя Сулико Рубеновна не перенесла. Она скончалась через месяц после страшной трагедии. А Вагит с семилетней Сулико навсегда уехали из Баку на нефтяные промыслы Сургута.

Полнолуние! Тринадцатое! Пятница! Сатанинский день! В такие дни жди неожиданностей — шутила Лида, когда они с Вагитом провожали Андрея на трамвайной остановке.

…И ведь надо же — неожиданности начались прямо с КПП училища.

— Вам к Пятнице, — внимательно прочитав предписание капитана, сказал мичман, дежурный по КПП.

Платонов округлил глаза.

— Пятница, — уточнил дежурный, — это фамилия начальника кафедры, на которую вы назначены.

Набрал номер телефона и доложил:

— Товарищ капитан 1 ранга, прибыл новый начальник лаборатории.

Выслушав какие-то указания, дежурный закивал головой:

— Не волнуйтесь, Ренат Константинович, я всё ему объясню и дам сопровождающего.

И уже Платонову о начальнике кафедры:

— Беспокойный человек. Втолковывал мне, чтобы я вас встретил хорошо и помог не заблудиться в наших училищных хоромах.

Дружески разглядывая капитана Платонова, мичман улыбнулся:

— Повезло нам с начальником. Правда, требовательный мужчина. Иногда и чересчур, но справедливый.

— Вы что, у него на кафедре служите? — осведомился Платонов.

Мичман утвердительно кивнул и представился:

— Старший инструктор Каляев.

В сопровождение Платонову Каляев выделил матроса, такого же, разговорчивого как сам:

— Кемал вас проведет.

Кемал служил в фельдъегерях и был в курсе всех училищных событий. Пока шли, Андрей получил от него массу полезной информации. Во-первых, он узнал, что его, Платонова, ждут на кафедре уже давно. Личное дело прибыло ещё в начале февраля. Во-вторых, Кемал сообщил, что начальник училища контр-адмирал Воеводин живет с семьёй на территории училища, в торцевой части корпуса, где расположены основные службы. На недоуменный вопрос Платонова «А почему не в городе?» деловито пояснил:

— По приказанию главкома все начальники училищ живут теперь поблизости от своих учебных заведений, чтобы всегда быть с курсантами и в курсе всех событий. И уж совсем приятную новость сообщил Кемал: оказывается, в училище аж два плавательных бассейна зимний — закрытый, с пятидесятиметровый дорожкой и летний — открытый, сразу же за территорией кафедры. Офицерам разрешается посещать бассейны утром с 7.30 до 8.30, в обеденный перерыв с 12.00 до 14.00 и после окончания рабочего дня с 18.00 до 20.00.

— Море здесь мелкое и грязное,— упредив вопрос Платонова, сказал матрос, — много нефти. Кругом нефтеперерабатывающие заводы. Наверное, заметили, когда ехали сюда?

Действительно, едва обшарпанный, дребезжащий от старости трамвай выехал из центра на окраину, как с обеих сторон потянулись нескончаемые грязно-желтые каменные заборы. За ними громоздились металлические колонны, опутанные трубами, огромные цилиндры нефтехранилищ, серебристые шары, эстакады, приземистые коробки цехов с закопченными окнами. Асфальтовая лента дороги, что бежала слева, почти сливалась с маслянистой глянцево-черной землей, насыщенной нефтью. Редкие деревья и кусты, в клочках чахлой зелени, казались жалкими уродцами на паперти гигантского урбанистического храма. Над всеми причудливыми металлическими сооружениями, словно медитирующие змеи, слегка покачивались десятки разноцветных дымов, а между ними полыхали факелы, извергая в утреннюю голубизну роскошные черные шлейфы сажи. Приторный запах нефти с непривычки перехватывал дыхание. Это был знаменитый Бакинский Черный город, который остался почти таким же, каким его увидел в конце девятнадцатого века Александр Грин.

Проходя мимо громадного, словно приподнятого над землей плаца, Кемал, хитровато глянув на Платонова, хихикнул и, нарочито напирая на акцент, изрек: