А ещё когда я был совсем мальчишкой, то есть мне было 19 лет, к нашему пирсу на два дня пришвартовался новый ракетный корабль, который шёл на Камчатку. Экипаж его был гвардейским, и ленточки на бескозырках у ребят с этого корабля, в отличие от наших, чёрных, были гвардейские, то есть георгиевские. Мне, мальчишке, казалось, что это ну очень красиво. И я тогда им позавидовал, как мальчишка, у которого чего-то красивого нету, завидует тому, у кого это есть. И с тех пор для меня георгиевская ленточка – это красиво ( улыбка ).
Хочу ответить на некоторые просьбы и вопросы. Я довольно много говорю в книге «Реки» про своего деда. И меня не раз просили показать его фотографию. А ещё просили рассказать о том, воевал ли кто-нибудь из моей семьи во Второй мировой или, как нам ближе, в Великой Отечественной. Праздники закончились. Я был сильно занят премьерными спектаклями, но сейчас могу и хочу сказать немножко про деда. Тем самым отвечу на вопросы и помяну его как солдата той самой войны.
Я и не хотел говорить про него в разгар праздников. Мне не нравилось, как усложнили жизнь москвичам и приезжим бесконечные репетиции парада на Красной площади… 7 мая мне звонил товарищ, врач, и чуть не со слезами рассказывал, как военные не пропускали через Садовое кольцо реанимобиль с трехмесячной девочкой, у которой была остановка сердца. Бригаде пришлось больше часа через Третье транспортное и так далее пробиваться к клинике. А майор милиции и майор военный не стали даже пытаться что-то сделать. Ужас! Должен сказать, что девочка осталась жива, но до сих пор находится между жизнью и смертью. И я думаю, что похожих случаев в те дни было немало.
Было очень много радостного в эти праздники, искреннего. Но про деда хочу сказать лишь теперь, когда они закончились.
У нас в семье не сохранилось ни одной фотографии деда в военной форме. Помню, была его фотография в госпитале, в госпитальной пижаме и на костылях, но куда-то запропастилась. Когда дед воевал, людям было не до фотографий. Ему достались 1941-й и 1942 годы. Зато есть довоенные и послевоенные фотографии, хотя и мало. Например, фотография 1935-го или 1936 года.
Это детско-юношеский духовой оркестр Рудничного района города Кемерово, который тогда называли просто Рудник. Здесь ребята в основном 1917–1922 годов рождения. Про эту фотографию я писал в книге «Реки». До сорок пятого из всех, кто на ней изображён, дожили трое, в том числе мой дед. Он во втором ряду, второй справа от руководителя оркестра, со значком «Ворошиловский стрелок». Руководитель до Победы тоже не дожил, был репрессирован в 1937-м. Дед играл на трубе и говорил, что у него был хороший звук, но при этом он был ленив и не очень техничен, поэтому первой трубой в оркестре был Колька Богомолов, который сидит между дедом и руководителем. Богомолов тоже до Победы дожил. Все остальные, кроме крайнего справа внизу, погибли в самом начале войны, так как все они были в составе тех сибирских дивизий, что полегли под Москвой.
Я не много знаю про то, как воевал дед. Знаю только, что летом 1941-го, перед самой войной, он окончил третий курс Томского университета – он учился на биолого-почвенном факультете и специализировался по ихтиологии. Как только началась война, срок обучения в университетах был сокращён до трёх лет, и дед неожиданно оказался выпускником. И как выпускник должен был пройти офицерские курсы и отправиться в действующую армию. Но он рвался на фронт, скрыл, что у него диплом, и очень скоро ушёл добровольцем, так что уже в июле в звании рядового принял первый бой, и в первом же бою был тяжело ранен. Про это он мало рассказывал, говорил только, что была полная неразбериха, и касок, к примеру, не было даже у офицеров.
После тяжёлого ранения, уже в госпитале, выяснилось, что у деда высшее образование, и, ещё не окончательно долеченного, его отправили на офицерские курсы в Казахстан. Через три месяца это был готовый лейтенант. Поскольку в университете он изучал биологию, его направили в войска командиром роты химической защиты. Он говорил, что в начале войны были большие опасения, что немцы будут применять отравляющий газ. Какое-то время дед пребывал в резерве, а потом уже было не до резервов. Достоверно знаю, что его рота, усиленная взводом пулемётчиков, была оставлена в качестве заслона для отступления остатков нескольких полков на Старорусском (город Старая Руса) направлении. Из трёхсот человек, которые находились в его подчинении, ему удалось вывести из окружения всего шестнадцать. Сам он был снова ранен и попал в госпиталь. Потом был Ржев, снова тяжёлое ранение и контузия, потом снова Ржев. Несколько месяцев боёв, тяжёлое ранение и вторая контузия, после чего инвалидность второй группы и демобилизация. Так что погоны мой дед поносить не успел, потому что погоны были введены только в сорок третьем. Из боевых наград у него два ордена Красной Звезды, за сорок первый и сорок второй годы, медаль «За отвагу» сорок первого года и медаль «За оборону Москвы». Последнюю он очень ценил и говорил, что мало у кого такая есть, так как мало кто дожил до Победы из тех, кто мог такую медаль носить. Юбилейные награды и то, что давали потом каждые пять лет всем участникам войны, он не любил и называл «ёлочными игрушками».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу