Евгений Гришковец - Продолжение ЖЖизни

Делалась эта фотография в нечеловеческих условиях. И увеличитель был допотопный, и реактивы плохие и совсем старые, да и фотоаппарат ещё тот, равно как и фотограф. Так что и без того нечёткая фотография теперь совсем пожелтела. Думаю, вы меня на ней не сразу узнаете, если узнаете вообще. Но я гляжу на это фото и, как в сегодняшнем новом кино, оживают и расцвечиваются старые фотографии, так и в моей памяти все эти ребята, да и я сам, все юные, весёлые… Я вижу тёмно-синий цвет нашей застиранной робы, красные, потёртые звёздочки на наших беретах («чумичках», так мы их называли), слышу наши голоса, звук волн, неизменный густой запах солярки, которым всегда окутан корабль… Я вижу и слышу чаек, тёплый, весенний ветер и очень высокое небо.

А эта фотография сделана в прошлое воскресенье, то есть 19 апреля 2009 года. Между этими фотографиями 21 год, окончание университета, занятия пантомимой, любовь, женитьба, дети, первые робкие спектакли, первый большой успех, книги, множество городов и стран, огромное число людей.

Фотограф Саша Тройский, которого я считаю очень тонким портретистом, долго ходил со мной по московским дворикам и фотографировал меня в разных местах. Было очень холодно, и солнце постоянно закрывали тучи. Нам подолгу приходилось ждать проблесков солнечных лучей, чтобы был нужный свет. И вот Саша поставил меня к стене и минут пятнадцать смотрел на небо, а солнце всё никак не выходило и не выходило. И вдруг оно вышло и ослепило меня. Я зажмурился: солнце было совсем весеннее, тёплое и моментально меня согрело, и я стоял, зажмурившись, а Саша мне ничего не говорил, как оказалось, он в это время снимал. А мне было хорошо и тепло, и я не хотел открывать глаза. И за зажмуренными глазами у меня вертелись удивительные карусели от проникавших сквозь веки солнечных лучей. И я думал: «Так бы стоял и стоял». Но солнце зашло, и карусели погасли. А когда я посмотрел на фотографию, я понял, чего ждал Саша. Он ждал теней от веток, которые так ему понравились на стене.

Две фотографии, две весны. Грустно, радостно и как-то торжественно в них сохранились для меня яркие вспышки жизни. Я уверен, у каждого есть такие снимки.

Совсем летние стоят денёчки. В субботу даже удалось съездить к морю и, раздевшись по пояс, подставиться солнцу, босиком походить по тёплому песку. Много людей загорали в купальниках, а две дамы, приняв горячительного, окунулись в море, правда, не намочив причёсок. Они без визгов и суеты зашли в воду, ну и практически сразу из неё вышли, почти сохранив грацию ( улыбка ). Люди провожали их уважительными взглядами.

Из своих зимних убежищ и берлог повылезали бомжики и даже успели за последние тёплые солнечные дни загореть и слегка подзапылиться уже летней пылью. В калининградских бомжиках есть прибалтийский шарм, они могут весьма витиевато выражаться, они неторопливы, даже вальяжны. На них хорошо и органично смотрятся старые твидовые пиджаки или очень поношенные брюки, но из очевидно хорошей ткани. Даёт о себе знать большое число магазинов секонд-хенда.

Весь город в цвету и проклюнувшейся юной листве. На клумбах вовсю анютины глазки, тюльпаны. Слива даже начинает сбрасывать белые лепестки. На подходе сирень, боярышник, яблони, груши.

В соседнем доме живёт довольно много мужичков и парней в возрасте от двадцати пяти до сорока, и они уже открыли сезон ежевечерних посиделок во дворе. Кем они работают, не понимаю, но у них много свободного времени. Им нравится завести музыку в автомобиле, открыть нараспашку двери, сидеть за круглым столом в дальнем конце двора, жарить на ржавом мангале шашлыки или куриные окорочка, выпивать и петь какие-нибудь очень мужские песни. В воскресенье они раз десять спели песню «Белым, белым полем дым». На словах «волос был чернее смоли, стал седым» один из них брал громче всех, в голосе звучала слеза, и он крепко обнимал рядом с ним сидевшего парня. В этих посиделках чувствуется много героизма, патриотизма, и по всему видно, поднимают они в процессе очень серьёзные темы: периодически некоторые тосты пьют стоя – «за тех, кого нет с нами, за Родину, за тех, кто в море, и за женщин, которые нас ждут». Хотя женщины ждут их в десяти метрах, в доме, рядом с которым они, в общем-то, и пьют.

Есть среди них мужик, который обычно ходит в камуфляже и тельнике, но, уверен, что ни в армии, ни в силовых структурах не служит, так как двора не покидает никогда. Он периодически отзывает кого-то из молодых парней в сторонку и громким пьяным шёпотом, на весь двор, говорит что-нибудь типа: «Ты меня держись, не пропадёшь» – или: «Ты меня послушай, я тебе плохого не посоветую» – или: «Да знаю я его, ты его не слушай, я тебе всё про него расскажу»…