Василий Яновский - Американский опыт

Она засопела носом, сморкаясь и всхлипывая:

— Что мне делать? Ты теперь такой славный, лучше чем раньше. Я хочу тебя любить и не могу. Нет праздника. Помоги нам. Ты все знаешь. Я хочу любить. Прежде я сопротивлялась, не верила и любила. Теперь я готова и чувствую: остатки любви уходят, нет праздника, сияния больше нет! Я страшусь скуки и старой своей жизни без сияния. Я так была счастлива: даже страданиями и ссорами. Не желаю терять это, — и снова она сопела тепло в трубку. — Пойми, я не в силах тебя любить как хочется. Теперь не время об этом говорить, но я не должна тебя жалеть: тогда конец. Ты должен найти что-нибудь. Ты умный, посоветуй. Болезнь эпизод, но ты изменился и давно уже! Помоги… — умоляюще повторяла Сабина.

— Хорошо, подумаем, будет сделано, — с фальшивой готовностью приговаривал Боб Кастэр: взять бы немедленно за горло осязаемого, конкретного врага! Так бывало, после предательского, грубого удара в спину, он вставал и слепо бросался навстречу, уверенный: его могут убить, но не одолеть. — Это надо обсудить и мы все устроим, — нелепо обещал он.

Сабина все понимала, но ничего не могла выдавить из себя… Только:

— Какие у тебя планы на сегодня? Ночуешь у меня?

— Нет. Слишком много хлопот. Поищу комнату.

— Тебе виднее. Доктор согласен тебя принять только в среду.

— Я решил итти к другому врачу, — сочинил Боб, не желая пользоваться ее услугами: — Уже нашел специалиста.

О, как она его знала. Ребенка и мудреца. Самоотверженного в крупном и смешного тирана в мелочах. В сущности, Сабине это нравилось: он часто ее раздражал, злил, даже возмущал, но стоило ему уступить, — превращаясь в кроткого, ручного волка, — как она пугалась, сразу теряла интерес. Будто, главная ее цель заключалась в том, чтобы отдаться ему, быть съеденной на манер барашка, а потом, изнутри, подточить, переродить, переварить его, волка.

— Надо кончать, идут люди, — сказал Боб. — Во всяком случай, знай: я восстановлю свой первоначальный облик!

— Ах, я устала, я ужасно устала.

— До свидания.

Боб Кастэр сердито щелкнул рычагом. Подождал еще мгновение, на всякий случай: вдруг, она, — ответной волной, — сразу позвонит, как бывало. Вышел. Хочется, хочется жить, но как… Он видит солнце и не видит. Обращаются к нему и не к нему. Он — он, и не совсем — он. «Конечно Сабина права, я вообще изменился, сдал, разжирел, отрыжка и этот комок в горле и другие девочки, часто, часто, — соблазнительны».

До начала работы оставалось еще немного времени, при желании Боб мог успеть обзавестись комнатой, не рискуя слишком опоздать. Добравшись автобусом к Lexington Avenue, он зашел в первый попавшийся дом с вывеской: Single Rooms. Там ему сказали: — все занято… То же самое в следующем доме и в третьем. Боб Кастэр ходил бы еще так долго, — сжав зубы и кулаки, — если-б один хамоватый и доброжелательный Superintendent, неопределенной национальности, не сжалился над ним:

— Поднимитесь выше, к 110-ой улице. Там сдают неграм. Здесь вы не найдете.

«Гады, гады, — с отвращением, точно вступив в нечистоты, шептал Боб. И неожиданно: — Схожу к адвокату. Уже, без промедления».

Во время первого периода своей американской жизни, еще пытаясь зачислиться на государственную службу, Боб как-то обратил внимание на объявление в газете одной конторы по юридическим делам: оно было составлено так, что напоминало рекламы врачей, исцеляющих по переписке, таинственными средствами, от стыдных болезней. Кастэр тогда записал этот адрес, но у ходатая не удосужился побывать. Повинуясь внезапному чувству, он тут же кликнул такси и помчался на West 42-ую улицу.

Лифтом, одним рывком, его подбросило до 32-го этажа; затем пошли угрюмые, частые остановки: озабоченные люди наседали, толкались, выскакивали; от их мокрых пальто валил пар; раздавался заунывный возглас: «Watch your step… going up»… Лифт-бой, седой, бритый джентельмэн, видимо только что научился маневрировать рычагом. Боб делал бы это гораздо ловче. Визитная карточка: Роберт Кастэр, работник вертикального транспорта.

На 44-м этаже, в узенькой клетушке, его принял добрый, лысый и жуликоватый господин. Выслушав первые, отрывистые фразы Боба, он восторженно всплеснул руками; порывшись в металлической пепельнице, выбрал огрызок сигары побольше и, закурив, сказал, взвешивая каждое слово:

— Жалоба мне кажется такого характера, что стоит внимания и остальных компаньонов! — он нырнул в низенькую, фанерную дверь; через мгновение вернулся и пригласил Боба пройти в следующую комнату.