Иосиф Гольман - Любовь заказывали? (сборник)

– Я старая, да?

– Не заметил. Слишком стремительно все вышло.

– Дурак, – смутилась она. – Я вообще спрашиваю.

– А я конкретно отвечаю.

Лариса повернулась на бок, лицом к Петру. Обняла его рукой и ногами сразу. Он поцеловал ее в губы. И снова крепко прижал к себе.

– Нет, пожалуй, не старая, – сделал наконец вывод.

– Мог бы и без «пожалуй»… – прошептала Лариса и закрыла глаза. Ей было совершенно ясно, что в эту ночь они уже никуда не пойдут…

– «Нас утро встречает прохладой…» – сообщила Лариса, откидывая занавески. На улице – редчайший случай – было почти пасмурно. Синее небо все равно проглядывало, но жары на ближайшие часы не предвиделось.

– Тогда поехали в Иерусалим, побродим по Старому городу. В жару там тяжко.

– Поехали. – Она смотрела на улицу, где прямо с подъехавшего крошечного фургончика начали продавать свежайшие фрукты и овощи.

Петр набрал номер телефона.

– Ты кому? – спросила Лариса. – Домой?

– Нет. Замойнову. Помнишь такого?

– А кто это?

– С нами учился. На два года младше. Теперь мой сотрудник.

– Не помню. – Лариса улыбнулась. – Никого не помню. Ты тогда всех затмил…

– Спасибо на добром слове… Коля, привет! – сказал он, когда Замойнов снял трубку. – Нет, я не пропал. – Его слова прерывались, видимо, репликами Николая. – Все нормально. Какие события? Нет, еще не в курсе. Думаю, не страшно. У них тут пятьдесят лет так. Обойдется. Слушай, Коль, я останусь здесь еще на неделю. Поеду в Эйлат, отдохну. Я позвоню, когда встречать. Все. Пока. – Он повесил трубку.

– Что случилось? – спросила Лариса.

– Теракт. На иорданской границе палестинец обстрелял автобус с девочками-школьницами. Видела, здесь девчонки в длинных платьях? Из религиозных школ. Четырех убил и нескольких ранил. По Израилю идут митинги.

– Думаешь, не ехать?

– Думаю, для нас ничего страшного. Они воюют уже полвека. Туристов никогда не трогали.

– С другой стороны, быть в Израиле и не побывать в Иерусалиме…

– Короче, едем.

Они спустились позавтракать в маленькую гостиничную столовую. Здесь даже ресторана не было, похоже, весь отель – семейное предприятие. Пожилая дама подошла к столику – всего их в зале стояло четыре – и спросила на английском, что желают господа. После пары реплик тут же перешла на плохой русский.

– Я из Польши, – извинилась она за акцент.

Через десять минут они ели специально для них приготовленный омлет и наслаждались фруктовым салатом. Кроме них, в зальчике посетителей не было.

А еще через полчаса они уже мчались в своей глазастенькой таратайке в сторону Иерусалима.

– Так ты теперь кто? – спросила Лариса.

– По должности? – уточнил Деникин.

– По статусу, – усмехнулась она.

– Руководитель одной из организаций, продающих российское вооружение.

– То есть – чиновник?

– Не совсем. Коммерсант, но от государства.

– А почему ушел из бизнеса? Я слышала, у тебя была серьезная фирма.

– Она и сейчас процветает. Просто я заработал, сколько хотел, и мне стало скучно. Помнишь, как в «Белом солнце пустыни»: «За державу обидно».

– И ты решил спасти Россию?

– Нет, конечно. Просто сделать что могу.

– А почему – пушки? Спасал бы вологодским маслом. Или нефтью на крайний случай.

– А чем пушки хуже? Высокотехнологичная продукция, дорогая, наукоемкая. Кстати, я торгую не пушками, а авиатехникой.

– Хрен редьки не слаще.

– Лариска, убивают не пушки. Убивают люди. Вон, кстати, смотри.

За окном, на пологих, выжженных солнцем холмах, среди редкого, прозрачного леса то тут, то там рыжели остовы старинных бронемашин и танков.

– Что это? – удивилась Лариса.

– Эта техника сожжена в первую арабо-израильскую войну. Я даже не помню, в каком году. Нам гид рассказывал. У арабов были танки и броневики. И солдат примерно сто к одному. С другой стороны не было ничего, кроме винтовок и бутылок с бензином. Но они были в руках людей, которым нечего было терять.

– Людям всегда есть что терять…

– Большинство солдат-израильтян уже потеряли свои первые семьи и дома в Европе. На их стороне были ярость, военный опыт и понимание того, что третьей жизни – не будет. Результаты ты видишь.

– Эта техника пролежала полвека?

– Да. Ее регулярно подкрашивают, подмазывают. Но не убирают. Чтобы помнили. Здесь вообще все стараются помнить: и что было три тысячи лет назад, и пятьдесят.

– Все равно – продажа оружия провоцирует насилие.