Фабио Воло: Моё большое маленькое Я

Прошла еще минута, и Франческа перестала себя сдерживать. Она оттолкнула меня, опрокинула на спину и стала осыпать меня поцелуями с головы до ног. Она целовала мою шею, потом плечи, грудь. Франческа целовала меня и скользила вдоль моего тела, ее волосы накрывали место поцелуя и, казалось, впитывали влагу ее губ. Мне чудилось, что эти поцелуи были бесшумными шагами приближающейся к алтарю страсти невесты, а волосы тянулись следом, как шлейф подвенечного платья.

Я проник в нее.

Мои движения были замедленны. Она лежала в моих объятиях, целиком отдавшись своим ощущениям. Нас связывали не только чувства, которые мы испытывали друг к другу, — наши тела тоже выражали свою симпатию. Я и Франческа прекрасно подходили друг другу.

С этой ночи наша сексуальность переросла в чувственность. Мы совсем по-другому стали заниматься любовью. Нам нравится, когда нас переполняет нежность, когда мы обмениваемся нежными поцелуями и бесконечными ласками, но нам также нравится, когда нас охватывает неутолимое жгучее влечение, — и мы набрасываемся друг на друга с такой страстью, что нежность возвращается к нам только тогда, когда наш пыл уже угас.

Примерно год назад мы решили больше не предохраняться. Мы решили завести ребенка вовсе не потому, что были влюблены друг в друга. Этого недостаточно для того, чтобы задуматься о детях. Влюбленность, как и опьянение, искажает восприятие действительности. Заводить ребенка только потому, что вы влюблены, это все равно что покупать дом спьяну. А что будет, когда пройдет опьянение? Дети часто превращаются в оковы. Я хочу, чтобы Франческа стала матерью моего ребенка не потому, что я воображаю ее какой-то идеальной женщиной, а потому, что она реальная женщина, со своим характером и своими достоинствами. Наша любовь не только втягивает в свою орбиту наши сердца, но и приводит нас к общей любви, к многочисленным проявлениям жизни. То чувство, которое мы называем настоящей любовью, оно, как и солнце, не освещает только наши жилища и не согревает только круг избранных. Это чувство не только притягивает нас к любимому человеку, но оно еще проявляется и в любви к жизни, к ее тайне, ко всему, что обитает вместе с нами в этом удивительном и прекрасном мире. Это любовь к радости самого бытия. Понятно, что у каждого из нас свои вкусы и предпочтения. Как-то раз я повторил Франческе то, что говорил мне Федерико во время нашей поездки в Ливорно. Он тогда еще сказал, что я, на его взгляд, неправильно сужу об отношениях мужчины и женщины. Я даже пересказал ей притчу Шопенгауэра о дикобразах.

Она считает, что Федерико был прав. Но теперь это уже ясно для всех.

Никто так и не вышел ко мне в коридор. Я спустился в вестибюль больницы и пошел к кофейному автомату. В зале много самых разных больных. Все одеты или в спортивные костюмы, или в пижамы. Некоторые больные в пижамах представляют просто жалкое зрелище. Здесь, например, расхаживает один синьор в белой пижаме с коричневым узором, напоминающим медали или монеты, и с эластичными манжетами того же цвета на запястьях и щиколотках. Довершают его ансамбль белые носки и кожаные шлепанцы, разумеется коричневого цвета. Я думаю, что так одеваться может только человек, который дома садится есть в одиночестве и накрывает скатертью лишь половину стола. Есть ли что-то более печальное, чем обед в одиночестве за столом, накрытым вдвое сложенной скатертью?

От кофе из автоматов у меня начинается сильное сердцебиение, поэтому я решаю взять чай. Тип, стоявший впереди меня, наверняка взял себе кофе, потому что, когда я отпил глоток чая, в нем чувствовался кофейный привкус.

Я все думаю о своей жизни в последние годы. Я рад, что перестал смотреть на мир под одним и тем же углом зрения, научился разбираться в людях и узнавать в них самого себя. И самое главное, я научился при встречах с людьми относиться к ним непредвзято и старался понять не только другого человека, но и ту новую часть самого себя, которую я недавно открыл для жизни.

И тут я вспомнил о чувствах, которые мне пришлось пережить, когда однажды вечером после долгого отсутствия снова пришел на площадь, откуда в свое время убежал Федерико.

Тогда я еще не возобновил интимные отношения с Франческой.

На площади было много прекрасно одетых симпатичных девушек, но ни в одной из них не было того света, который излучала Франческа или Софи. У каждой девушки было хорошенькое личико, но какое-то заурядно-однообразное, без изюминки, без оригинального колорита. Девушки были разные, но в чем-то удивительно похожие. И молодые люди, казалось, сошли с конвейерной ленты. Создавалось впечатление, что ты попал на склад аналогичных товаров.