Станислав Виткевич - Наркотики. Единственный выход

Совершенно неожиданно я стал обладателем максимальной порции пейотля — семи пилюль величиной с горошину: их передал мне г-н Проспер Шмурло, за что я до конца дней своих буду питать к нему ничем не выразимую благодарность. Надо отметить: это был оригинальный мексиканский пейотль из небольшого запаса д-ра Осты, председателя Международного общества метапсихических исследований. Препараты, что я впоследствии получал от д-ра Руйе, были получены из кактусов, выращенных, кажется, на Лазурном Берегу, и не идут ни в какое сравнение с тем пейотлем по части способности вызывать видения, а отрицательными последствиями значительно его превосходят. Я был очень занят и не мог принять таинственное снадобье в тот же день, а потому и прожил двадцать четыре часа в нервном напряжении, граничащем с горячкой — тем более что г-н Шмурло вкратце рассказал мне о своих видениях, не слишком, впрочем, их перехваливая. Но даже его рассказ представлялся мне легким «приукрашиванием». Известны гиперболы при пересказе сновидений людьми, ничего общего не имеющими с настоящим бахвальством, — припертые к стенке, люди эти иной раз отказываются от многих значащих деталей. А сон, для некоторых, есть нечто, не имеющее ничего общего с жизненной реальностью. Иное утверждает Фрейд: для него даже изменения, вносимые в сны при пересказе, есть выражение сущностных отношений, властвующих над подсознанием. Я утверждаю, что то же применимо и к пейотлевым видениям: они могут показать человеку то, что он старательно пытается скрыть от самого себя. Свои видения я опишу с максимальной точностью, а вещи слишком личные полностью опущу, вместо того чтоб их искажать.

Первую дозу, две пилюли, я принял в шесть вечера. Поскольку мне не приходилось ничего читать о симптомах, вызываемых пейотлем, вся картина явления была абсолютно чистой, без малейшего самовнушения. Примерно через полчаса после первой дозы, перед тем как принять вторую, я испытал чувство легкого возбуждения, как после двух рюмок водки или малой порции кокаина. Я счел это проявлением нервозности, вызванной ожиданием предстоящих видений. Как оказалось позже, то был уже пейотлевый симптом. Я все время мучился опасением, что меня вырвет — боялся утратить драгоценный препарат, прежде чем он успеет всосаться в кровь. К счастью, этого не произошло. Можно сказать, я преодолел тошноту усилием воли, из страха, что зря пропадет единственная, последняя доза пейотля, которая совершенно случайно стала моим достоянием. Я плотно занавесил окна — свет начал меня слегка раздражать — и прохаживался по комнате, чувствуя приятное отупение и легкость.. Усталость после трех портретных сеансов как рукой сняло. В 6.50 принимаю третью дозу и ложусь на кровать, опасаясь тошноты. Самочувствие странное. Безрезультатно жду видений и от скуки, не из потребности, закуриваю. Но после пары затяжек с отвращением бросаю сигарету. С этой минуты и до пяти пополудни следующего дня я не курил, не прилагая к тому ни малейших усилий, испытывая к табаку отвращение, смешанное с презрением.

В 7.20 я поднялся уже с некоторым трудом и принял последнюю, седьмую, пилюлю. Апатия и уныние. Пульс ослабленный, редкий — с обычных восьмидесяти с чем-то упал до семидесяти. Самочувствие все хуже, зрачки расширены. Выпив чашку кофе, лежу. Когда пытаюсь встать, чувствую себя довольно скверно: головокружение, дурнота и странное ощущение — словно тело не вполне тождественно себе и слегка расслаблено. Должен заметить, что почти никогда (может, пару раз, да и то очень слабо) у меня не случалось так называемых «гипнагогов», то есть предсонных видений при закрытых глазах, что, кстати, у очень многих людей — явление нередкое, почти обыденное. А тут я чувствую что-то вроде оживления фантазии, но видениями этого назвать еще не могу. Плоские картины — нечто наподобие гипнагогических грез. Вихревые движения как бы из тонких проволочек, светлых на темном фоне, иногда с радужным отливом. Поначалу плоские — понемногу они стали обретать третье измерение, раскручиваясь в черном пространстве то ко мне, то от меня: вместо обычного плоского фона, который виден при закрытых глазах, возникает пространство глубокое и динамичное — даже тогда, когда вихри на нем вовсе не видны: оно таково неведомым образом, само по себе, хотя в нем ничего не меняется. Явление это столь тонко и неуловимо, что пока оно длится, его трудно проанализировать, а потом трудно воссоздать это парадоксальное состояние в памяти: знаешь, что так было, и все тут, — ничего больше об этом сказать невозможно. Гипнагогические образы усиливаются, но я все еще не считаю их видениями в подлинном смысле слова, в том смысле, которого я на самом-то деле не знаю — но воображаю, что это должно быть нечто совершенно иное, более реальное.