Что до производительности труда в состоянии алкоголизации, то до поры до времени она заметно выше. Но алкоголь значительно сильнее изнашивает нервные центры, чем никотин, и реакция на износ будет столь глубока, что в перспективе пьянство безусловно не окупится. Есть множество иных средств, которые при срочной необходимости выполнить трудную работу, требующую больших умственных и даже физических усилий, могут полностью заменить убийственную прозрачную жидкость, не вызывая увядания утомленных центров, а главное — привыкания: кола (особенно при сочетании физических усилий с умственными), стрихнин, а более всего — глицерофосфат или фосфит. Все эти средства автор лично опробовал с превосходным результатом. Они дают неопасный допинг, а фосфорные препараты попросту питают обесфосфоренные трудом ганглии, не вызывая никакого возбуждения. Конечно, постоянное их употребление также привело бы к плачевному результату, неспособности к усилию без внешнего стимула. Здесь речь о случаях экстренных, из которых нужно выйти с минимальными потерями для организма. Вышеназванные препараты рекомендуются и людям, отвыкающим от курения и пития. Работа «под градусом» — хозяйствование хищническое, бесперспективное, а возникающая затем неспособность к нестимулированному усилию — месть чудовищная, она ввергает беднягу, пожелавшего обмануть основной закон функционирования его телесно-мозговой машины, в тот порочный круг, откуда уже нет иного выхода, кроме как упиться вусмерть или, что еще хуже — до белой горячки. Помешательство, столь, по-видимому неприятное в развитой форме, можно наблюдать в элегантном, миниатюрном варианте на примере хотя бы легкой «глятвочки» после славной маленькой «popojki». Дрожь во всем теле — и неизвестно, только ли в теле, — скорее, это содрогание души, отчаявшейся собрать воедино свои расчлененные части, невозможность говорить — человек мямлит что-то бессвязное, стыдясь этого и бросая вокруг скорбные взгляды, словно тщится найти спасение в равнодушном окрестном мире. Неясный страх перед какими-то ужасающими бедствиями, которые, кажется, подстерегают за каждым углом (обязательно за углом — есть нечто демоническое в углах домов, не правда ли?), страх, от которого пьянчуга то и дело озирается по сторонам и оглядывается назад с безумным выражением беспомощной озабоченности. Тревога нарушает координацию поступков — характерно, что человек все время рвется куда-то вперед и немедленно поникает в ощущении, что спасения нет нигде, кроме как в новой порции выпивки или в успокоительных средствах, а ведь они, если их долго применять (даже самые невинные: валерьянку, бромурал и т. п.), ведут к стабильному отупению, а когда принимать перестанешь, начнутся тревога и бессонница, от которых спасения может уже и не быть, разве что лечение в стационаре, но его не всякий может себе позволить. Уже по вышеописанным симптомам понятно состояние, в котором окажется алкоголик, если бросит пить, — разумеется, в чрезвычайном преуменьшении.
Ужас охватывает, когда видишь алкоголика, систематически заливающего спиртом свое, с каждой минутой все более гибельное положение, постоянно живущего над бездной самых ужасных душевных состояний, подернутых тончайшей, эфемерной дымкой алкогольных иллюзий. Специфическое легкомыслие, вызываемое длительным употреблением алкоголя, не позволяет ему видеть эту липкую сеть, возле которой он, словно радужная мушка, беззаботно порхает в теплых лучах августовского (именно августовского — а как же иначе) солнца и в которую рано или поздно неизбежно угодит, чтобы до исхода дней бессильно метаться в ее путах, которые с виду тонки, а на деле прочнее стали. Страшнее всего в никотине и алкоголе это свойство незаметно, коварно окружить жертву, которая введена в заблуждение относительно долгим периодом мнимой свободы и радуется новым впечатлениям и иллюзиям силы, не придавая значения характерным предостерегающим «глятвенным» симптомам, не чувствуя, что круг сужается и беспредельные горизонты, которые якобы открывает отрава, обрушились в черную вонючую нору, где таятся безумие и распад. А потом, чаще всего когда уже слишком поздно, вдруг приходит осознание ужаса положения. Они перед нами — эти тысячи и миллионы людей, которые только «доживают» остаток жизни, по существу, не веря ни в ее смысл, ни в смысл собственного труда и призрачных намерений исправиться. Общество, в котором господствует этот психоз временности, передающийся даже людям, не отравленным никакими ядами, не имеет будущего. Даже здоровые индивиды, воспитанные в такой атмосфере, проникаются ею и становятся не способны к жизни.
Читать дальше