Хэнк Муди - Бог ненавидит нас всех

— Ладно, постараюсь найти кого-нибудь тебе на подмену, — недовольно говорит Билли. — Но учти, парень, твои отгулы… Добром это не кончится.

— Виноват. Но у меня смягчающие обстоятельства.

— Обойдусь я без твоих извинений. Обстоятельства у него, понимаешь ли. Давай начистоту: за последние несколько недель ты сумел не только подцепить, но и удержать нескольких новых клиентов. Не думай, что Он этого не заметил. — (Я так понимаю, Билли имеет в виду Первосвященника и моих персонажей, выдуманных для того, чтобы Дэнни Карру было что покурить. Увы, этим ребятам придется уходить на пенсию.) — В общем, о тебе сложилось хорошее мнение. Но учти, у любого хорошего мнения есть свой кредит доверия, и ты, парень, этот кредит уже практически исчерпал.

— Все понял.

— Вот и хорошо. Ну а теперь давай шевели задницей, и побыстрее.

— Слушай, а заехать за мной некому, да?

Билли молча кладет трубку.

Позвонить Тане? Но мы ведь с нею не говорили с того самого ужина у меня в номере. Не пойдет. Остается единственный реальный вариант. После некоторых препирательств с секретаршей, впервые слышащей о звонках за счет принимающей стороны, меня наконец соединяют с отцом.

— Привет! Это я, — говорю. — Подвезти меня сможешь?

— Ты в порядке? Ты, вообще, откуда звонишь? — К своему удивлению, я слышу в голосе отца что-то похожее на искреннее беспокойство.

— Я в аэропорту.

— Как тебя туда занесло?

— Лучше не спрашивай.

Несколько секунд отец молчит, а затем произносит:

— Вообще-то, я только что пришел на работу, и у меня полно дел.

— Надо же, какое потрясающее совпадение. Я практически наугад набираю твой номер и застаю тебя в офисе. Слушай, отец, ты же прекрасно понимаешь, что я не стал бы звонить тебе без крайней необходимости. Если уж до этого дошло дело, то сам видишь — деваться мне просто некуда.

— Какой аэропорт — «Кеннеди» или «Ла Гардиа»?

— «Кеннеди», международный терминал. Да и кроме того: можешь считать меня неблагодарной свиньей, но если бы ты смог сейчас «напрячься» и оторвать от сердца те сто баксов, которые «одолжил» у меня, то я, пожалуй, не стану ломаться и соглашусь взять эти деньги.

Отец приезжает за мной через час. Я влезаю в машину на переднее сиденье.

— Ну что, ты тут как? — спрашивает он.

— Да все нормально, поехали.

Некоторое время отец рассматривает меня в боковое зеркало. Затем он заводит машину и отъезжает от тротуара.

— Наркотики? — спрашивает он меня в лоб. — Ты что, подсел на что-нибудь?

— Нет, папа, ни на чем я не сижу.

— И то ладно. — Он нажимает кнопку прикуривателя и достает из кармана сигареты. — Курить будешь?

— Пожалуй, не откажусь.

Свой последний «Кэмел» я выкурил где-то над Тихим океаном. Отец протягивает мне пачку, и, когда прикуриватель срабатывает, он жестом предлагает мне закурить первому.

— Тут такое дело… В общем, все из-за женщины, — говорю я.

— Что я могу на это сказать — плохо, сынок.

— Что плохо? Что я встречаюсь с женщинами?

— Плохо то, что ты, похоже, становишься в этом плане таким же идиотом, как я.

— Да ладно тебе, не скромничай, — с улыбкой говорю я. — До тебя в этом смысле мне еще расти и расти.

— Да ну тебя, — отмахивается он. — Я тут к маме заезжал, похоже, плохи у нее дела.

— Да я в курсе. Нет, ты не подумай, я, конечно, виноват, что совсем ее забросил, но поверь — я исправлюсь. Отныне и впредь я буду о ней заботиться как положено.

— Боюсь, что это «впредь» надолго не затянется, — мрачно говорит отец. — Куда едем-то?

— До ближайшего метро. Если, конечно, ты мне деньги отдашь.

— Деньги я тебе, конечно, отдам. Но ты мне все-таки скажи, в какой заднице-то был?

Я начинаю ему рассказывать кое-что о своих приключениях, и к метро мы подъезжаем как раз в тот момент, когда речь заходит про корейских девочек и их «логово».

— Ладно, в следующий раз расскажешь остальное, — говорит отец, отдавая мне сто долларов. — Может быть, даже посидим где-нибудь за рюмкой-другой.

— Я, в общем-то, не против.

— Ты уж извини, что я порой вел себя как полный козел.

— Перестань, отец, никакой ты не козел. Я, в общем-то, тоже не всегда идеальным сыном был.

— Постарайся к маме заехать, — говорит он мне вслед, когда я выхожу из машины.

В центр города я добираюсь как раз вовремя, чтобы записать на свой счет половину рабочего дня. Получив вечером положенные за отработанное время деньги, сажусь на электричку и еду на Айленд. В больнице я очень быстро убеждаюсь, что маме гораздо хуже, чем я понял с отцовских слов. Ее накачали сильным обезболивающим практически до бессознательного состояния. Увидев меня, она слабо улыбается, но сил на то, чтобы поговорить со мной, ей уже не хватает. Просидев с нею примерно час, я выхожу в коридор и сталкиваюсь с проходящим мимо палаты доктором Бестом. Догоняю его и говорю: