Ирина Денежкина - Дай Мне! (Song for Lovers)

– Ты его не знаешь совсем!

– Я его вижу насквозь…

– И что там? Легкие, желудок, толстая кишка, тонкая кишка… Печень.

– …и сердце! Большое, горячее, полное любви! – Машка мечтательно закрыла глаза.

– Сердце – это всего лишь полый мышечный орган конусообразной формы.

Настя умела принизить все на свете. Любовь – это желание совокупиться. Чисто физическое. Якубов – бабник и позер…

Машка написала еще одну записку. Прикнопила. Назавтра записки не было. И ответа не было. Ночью Машка грызла подушку, пытаясь не думать о недоступности Якубова и, как следствие, не плакать.

– Забудь, – посоветовала Настя.

– Забуду, – послушалась Машка.

Когда Настя ушла, Машка выдрала из блокнота листок и крупно написала: «Ты меня убиваешь… М. Н., Якубову А.»

Точка поставлена.

После пары Машка вышла из аудитории, по привычке подошла к расписанию и вздрогнула… Клочок бумажки. Такие знакомые буквы «к М. Н.» – небрежные, «м» расползшаяся, с вытянутой передней ногой, а «н» – две перечеркнутые линии, одна короче другой.

Это была ее записка. Видимо у Якубова не было лишней бумажки. А может он просто не захотел тратиться на незнакомую М. Н.

«Интересно, как это убивать дистанировано, а? М. Н. – как учеба? И, кстати, я не Лев, а Близнецы. Счастья и любви тебе, М. Н.! Пока!!! А. Я.» Слова шли в обход Машкиных «Ты меня убиваешь… М. Н.» Перехватило дыхание. Так бывает, когда идешь навстречу сильному ветру. Ветер забивает нос и рот и на несколько секунд «забываешь, как дышать». Как ежик, который «упал и умер».

– …Круто. Это типа круто, – сказала Настя, разгрызая семечку.

– А что такое «дистанировано»?

– «Дистанционно», наверное. Грамотный какой, блин, а?!

– Да, он классный! – Машка кусала губы, чтобы не рассмеяться от счастья, как та девушка с Якубовым у расписания.

– Выходит, ты его любишь дис–та–нировано, – хмыкнула Настя – Получается так.

– Он хороший! – тихо ликовала Машка.

– Он вежливый, – поправила Настя и сплюнула шелуху в кулак – Ты его достала своими записками. Не пошлет же он тебя! Это невежливо…

– Слушай, – Машка свернула бумажку – А тебе интересно так жить?

– Как? – не поняла Настя.

– Вот так. Все вокруг позеры и бабники. Но вежливые. Все притворяются. Все друг друга обманывают. И тебе охота так жить?

Настя забыла вставить семечку между зубами. Машка развернулась и ушла.

Она села в пустой аудитории и написала длинное послание на половину тетрадного листа (в каждой клеточке). А потом еще приписала стихотворение собственного сочинения. Если читать вертикально первые буквы, получится: «САШАЯКУБОВ». Стихотворение Машке нравилось.

Записка висела два дня.

Настя ходила мимо Машки. Машка не навязывалась. Впереди были два выходных…

Деревья уже были готовы выпустить листья. Стояли в нежной зеленоватой дымке. Машка подошла к окну и уперлась лбом в стекло. Кому она нужна? Насте, которая может вставить ее между зубов и расщелкнуть? А потом шелуху выплюнуть. Вежливому позеру и бабнику Якубову? У которого есть девушка в очках. Кстати, он тоже одевает очки. Но только, когда пишет что–то ответственное. Диктант, например… За окном кружились снежинки и светило холодное весеннее солнце. А сквозь стекло казалось, что это тополиный пух. Что если подставить руки, он опустится на ладони, пушистый и теплый. Казалось, что за окном лето…

Второй парой была Русская литература. Машка вместе с ребятами из своей группы болталась у расписания. И неожиданно увидела Якубова. Совсем близко от себя. Даже почувствовала его запах. Он подошел к расписанию, посмотрел объявления, а потом увидел записку. Оторвал. Развернул. Машка напряженно следила за его лицом. Якубов улыбнулся. Потом еще раз. Поднял глаза.

– Понравилось? – неожиданно брякнула Машка.

– Это ты писала? – спросил Якубов.

– Нет.

– Это нужно читать одному, – сказал Якубов – Меня даже в краску бросает…

Машка кивнула и пошла в аудиторию. Ветер в лицо не бил. Она дышала свободно и легко. И щеки не мерзли, чувствуя прикосновение тополиного пуха. Ничего не случилось. Якубов посмотрел под ноги. И что?

Настя сидела неподалеку на парте и грызла семечки, сплевывая шелуху в кулак.

Ответа не было две недели. Машка писала всякую ерунду, все, что узнавала о нем от других девушек, что–то вроде «Привет, Саша. У меня все классно. Пиши! М. Н.» Саша записки снимал и, видимо, радовался за М. Н. и считал, что у нее и без его ответов в жизни полный порядок. Настя грызла семечки и замечая на расписании очередную «Якубову А.», понимающе усмехалась, глядя на Машку или на Якубова – в зависимости от того, кто был поблизости.