Наталья Аронова - Душенька

– Дорогой подарок, – взяла себя в руки моя бедная мама. – Наберись терпения, Даночка. В честь рождения ребенка тебя наверняка ждет подарок.

И подмигнула брату. Но глаза у нее были невеселые. И Дана смотрела на меня мрачно. Много, ох как много прочитала я у нее на лице – особенно насчет юных свистулек, с этих лет получающих в подарок «двухкаратные» бриллианты.

Скандал в благородном семействе удалось замять, и мы отпраздновали мой день рождения тихо и мирно, как много лет подряд. Но глубоким вечером, когда мы в четыре руки мыли посуду, мама тихонько сказала мне:

– Пойми меня правильно, дочка. Я тебя не осуждаю. Ты молода, когда же тебе и пожить, как не сейчас? Ты видишь, я тебя ни о чем не спрашиваю. Я знаю, что ты разумный человек. Но все же мне страшно за тебя, и я прошу тебя быть осторожной. Знаешь, мне снятся такие плохие сны…

Маме всегда снились плохие сны обо мне. То ей снилось, что я тону в реке, то – что меня украли цыгане. В ее снах мне регулярно приходилось попадать под поезд, на операционный стол или в тюрьму. Но на этот раз ей привиделось что-то новенькое.

– Мне снилось, что ты одеваешься к свадьбе. На тебе фата и белое платье, знаешь, такое, на обручах…

– С кринолином, – кивнула я, пытаясь перевести разговор в юмористическую тональность. – Мамуль, это и в самом деле кошмарный сон! В таком наряде я должна быть похожа на самый большой в мире кочан капусты, попавший в Книгу рекордов Гиннесса!

Но она не приняла шутки.

– И вдруг, – продолжала мама, – я вижу, как твое личико все идет пузырями, как-то вздувается, краснеет, потом чернеет, и на месте его – какая-то темная масса копошится…

– Мама, хватит, – завопила я, смеясь, хотя мне было вовсе не смешно. – Это какой-то кошмар на улице Вязов! Тебе нужно перестать смотреть телевизор перед сном. Смотри передачу «Спокойной ночи, малыши!», ладно?

– Кстати, о малышах. Ты поедешь завтра со мной в «Ханой»? Надо купить Данке халатик, рубашку, тапочки.

– Она не хочет тапочки, она хочет бриллианты! – теперь уже вполне искренне развеселилась я.

Мама шутя брызнула мне в лицо водой.

– Дурочка, это ей для родильного дома. Так едешь?

– Конечно, поехали.

́«Ханой» – так назывался в нашем городе дешевый вещевой рынок, где в любой сезон можно было одеться с головы до ног почти за любые деньги. А почему его назвали так, а, скажем, не «Бишкек», или «Пекин», или «Бандар-Сери-Багаван» – я не знаю. Вьетнамских торговцев здесь было не больше, чем всех прочих. А вообще, «Ханой» правильнее было бы назвать «Вавилоном», такое здесь царило диковинное смешение рас, обычаев, языков, мод, стилей…

Девчушки, щебеча, примеряют разноцветные маечки, густо усыпанные блестками, продавщица следит за ними неусыпным взором. Женщины постарше охотно примеряют трикотажные костюмы. Ничего, что на них изображены мордочки мышей и собак с узкими китайскими глазками, сойдет – дома ходить, на дачу ездить. Только какая-то эстетка возмущается:

– Не пойму, к чему тут мышь! Ну пусть бы хотя бы кошечка, а то – мышь. Самая что ни на есть вредная тварь.

– Купите с собачкой, собачка полезное животное, – доброжелательно реагирует чернявая, как галка, продавщица.

И пусть после первой же стирки костюмчик полиняет и станет никуда не годной тряпкой, небось невелики затраты, купим новый.

Для сильного пола тут найдутся и спортивные штаны, и куртки из кожи неизвестного зверя, и глянцево сверкающие остроносые ботинки – что еще надо для счастья провинциальному моднику? Спортивный костюм «Abibas», кроссовки «Pyma», в одной только буковке разница, а сколько счастья людям.

Одежки всех фасонов и стилей, на любой вкус, на любой кошелек. Туфли с прямоугольными носами были в фаворе два года назад, все о них уж и думать забыли, но «Ханой» цепко держится за добытое – вот они, носы-булыжники, торчат из картонного ящика. Сваленные в неряшливую кучу, запылившиеся, уцененные до невозможности, они все же будут нужны кому-то нетребовательному, не гонящемуся за веяниями капризной моды. Модели поновей висят прямо на стенах павильонов, приколотые к ним, как бабочки в коллекции. Без каблуков, с каблуками, с бантиками, пуговками, со сверкающими пряжками. Галантные торговцы встают перед клиентками на одно колено, привычно ловко застегивают тугие замочки.

– Ножка-то, а? Радуется? Да ты походи, походи!

А вот пуховики. Что за дикие масти! Ярко-зеленый, ядовито-лиловый и того непередаваемого цвета, который я в детстве называла «бурдовым». Из швов тут и там торчат жесткие пеньки перьев, пух сваливается вниз, как в мешок.