Мануэль Пуиг - Поцелуй женщины-паука

— Когда ты начал рассказывать, как ее преследует пантера, я представил себе, будто это моя девушка в опасности. А я сижу здесь и даже не могу ее предупредить, чтобы она была осторожней.

— Ясно.

— Но понимаешь, она только потому моя девушка, что включена в нашу борьбу. Хотя не стоит тебе этого знать, Молина.

— Не беспокойся.

— Просто я думаю, что не надо загружать тебя информацией, которую тебе знать необязательно. Это лишние оковы, а у тебя и своих хватает.

— У меня тоже, знаешь, есть такое ощущение, что, будучи здесь, я абсолютно беспомощен; но в моем случае это не женщина, то есть не моя девушка, — это мама.

— Твоя мать ведь не одинока, да?

— Она живет с моей тетей, сестрой отца, просто она очень больна. У нее высокое давление и слабое сердце.

— Но с этим иногда тянут долгие годы…

— Но все равно лучше поменьше ее огорчать, Валентин.

— Ничего с ней не станет…

— Представь, какой это стыд, когда твой сын в тюрьме. Да еще из-за чего?

— Не думай об этом. Худшее позади, ведь так? Думаю, она уже смирилась.

— Но она очень по мне скучает. Мы всегда были так близки.

— Постарайся не думать об этом. А если не получается… думай о том, что ей ничто не угрожает, в отличие от той, которую люблю я.

— Ее враг всегда с ней, внутри — слабое сердце.

— Но она ждет тебя, она знает, что ты выйдешь отсюда через восемь лет, к тому же тебя могут освободить досрочно за хорошее поведение. Это дает ей силы ждать тебя, так к этому и относись.

— М-м, ты прав.

— Иначе можно просто сойти с ума.

— Расскажи побольше о своей девушке, если хочешь…

— А что рассказывать? Она совершенно не похожа на помощницу из фильма; даже не знаю, почему я их сравниваю.

— Она симпатичная?

— Да, конечно.

— Почему конечно? Она могла бы быть страшной. Чего ты смеешься, Валентин?

— Ничего. Сам не знаю, чего смеюсь.

— Но что тебя развеселило?

— Не знаю…

— Ну должно же быть что-то… что-то смешное.

— Смеюсь над тобой и над собой.

— Почему?

— Не знаю; мне надо подумать, я не могу этого объяснить.

— Ладно, хватит хихикать.

— Скажу, когда сам пойму.

— Может, я закончу фильм?

— Да уж пожалуйста.

— На чем мы остановились?

— На том, что она в бассейне, ей удается спастись.

— Точно. Так, что же дальше?.. А, потом происходит встреча психиатра и пантеры.

— Можно я тебя прерву?.. Ты не разозлишься?

— А в чем дело?

— Давай лучше продолжим завтра, Молина?

— Уже не так много осталось.

— Извини, я не могу сосредоточиться на фильме.

— Скучно?

— Нет, не скучно. У меня в голове неразбериха, надо немного успокоиться. Наверное, из-за этого я и хохотал — просто истерика.

— Как хочешь.

— Я пока подумаю о своей девушке. Я кое-чего не понимаю и хочу это обдумать. Не знаю, было ли у тебя такое — будто ты вот-вот что-то поймешь, вот-вот развяжешь узел, но если потянешь не за ту ниточку — все, мысль потеряна.

— Ладно, до завтра.

— До завтра.

— Завтра расскажу, чем все закончилось.

— Не представляешь, как обидно.

— Тебе тоже?

— Да, я бы хотел, чтоб фильм длился дольше. А самое худшее, что кончится он плохо, Молина.

— Но тебе нравится?

— Так время летит быстрее, правда?

— Значит, тебе не очень нравится.

— Нет, нравится, и жаль, что скоро конец.

— Не бери в голову, я тебе другой расскажу.

— Правда?

— Конечно, я помню много отличных фильмов.

— Замечательно, тогда начинай вспоминать один из своих любимых, а я пока поразмышляю, договорились?

— Не потеряй ниточку.

— Хорошо.

— Запутаешь нитки — поставлю тебе двойку по домоводству, мисс Валентина.

— Обо мне не беспокойся.

— Все, замолкаю.

— И не называй меня Валентиной, я не женщина.

— А я откуда знаю?

— Извини, Молина, но демонстрировать я тебе ничего не буду.

— Не бойся, просить не стану.

— Спокойной ночи, приятных сновидений.

— Да, тебе тоже.

— Я слушаю.

— Как я тебе уже говорил вчера, последнюю часть я не очень хорошо помню. В ту ночь ее муж звонит психиатру и просит его прийти. Тот приходит, и они вместе ждут Ирену, которой нет дома.

— Где ждут?

— В квартире архитектора. Но вот звонит его помощница и просит приехать к ней, а потом вместе с ней — в полицию. Она звонит сразу после той сцены в бассейне. Поэтому архитектор ненадолго оставляет психиатра одного, совсем ненадолго, и вот — пока его нет, приходит Ирена и обнаруживает психиатра у себя дома. Уже, конечно, ночь; комнату освещает лишь настольная лампа. Психиатр, до ее прихода что-то читавший, снимает очки и сверлит ее взглядом. Ирена чувствует странную смесь неприязни и желания, потому что он привлекательный, я тебе уже говорил, сексуальный. И тут случается нечто странное. Она бросается в его объятия, потому что чувствует себя покинутой, никому нет до нее дела, муж оставил ее одну. А психиатр понимает это так, что ее влечет к нему и, если он поцелует ее, а может, и не только поцелует, она сможет избавиться от навязчивых мыслей о женщине-пантере. И он целует ее, Ирена не сопротивляется, они начинают обниматься, но вдруг она… она выскальзывает из его объятий, смотрит на него из-под слегка опущенных век — зеленые глаза горят желанием и ненавистью одновременно. Она бросается в сторону, в другой конец комнаты, где стоит замечательная мебель прошлого века — все эти кресла с бархатной обивкой и столы с вязаными салфетками. Она хочет спрятаться, чтобы свет от настольной лампы не попадал на нее. Она кидается на пол, психиатр пытается защититься — слишком поздно: не видно, что происходит там, в темноте, но она превращается в пантеру, а он хватает кочергу у камина, чтобы защититься, но пантера уже набросилась на него. Он хочет ударить ее этой кочергой, но она уже разодрала ему когтями горло, и вот он распростерт на полу, а из раны хлещет кровь. Пантера рычит, показывая свои белые клыки, снова выпускает когти и рвет ему лицо — щеки и губы, которые она только что целовала. Тем временем архитектор уже приехал к своей помощнице в пансион, и они пытаются дозвониться психиатру, предупредить, что он в опасности, потому что теперь уже совершенно ясно: это не просто воображение Ирены, она действительно женщина-пантера.