Ольга Паволга - Записки на запястье

Я совершенно безвольная и не занимаюсь спортом. Поэтому кубики на своем животе я могу видеть, только если надеваю прошитый пуховик.

Принесли домой пакеты из кондитерской.

— Мама, — говорю, — пойди, съешь пирожное, ты заслужила.

— Куда же я пойду? В ресторан?

Хорошо на фабрике картонных коробок. Бродила по демонстрационному залу, на полке в рядок стоят образцы, в том числе плоская коробка размером с книгу с надписью «Картофель».

Называть место, где лежат нездоровые люди, больницей — как-то безнадежно и депрессивно. «Здравница» — издевка, а «лечебница» — пахнет доктором Айболитом. То есть и старостью, и зверями одновременно. Не знаю, что делать.

Когда я слышу, что очередной знаменитый жених выбрал наконец себе невесту, мне неизменно представляется процесс попадания в выигрышный коридор шара спортлото. А сколько их там гремело, кувыркаясь.

Серёжа лежит в больнице, мне нужно отвезти ему рентгеновские снимки легких. Перемещаться с огромными невесомыми квадратами ужасно неудобно, я все время боюсь их помять, боюсь забыть, и, конечно, забываю в ячейке камеры хранения, куда потом бегу с ужасом, будто бы целиком Серёжа задохнётся там в железном ящике. Конверт всё время выскальзывает, а мне везти его, бог знает куда. Доеду и отдам с укором: «Вот, Серёжа, как тяжело дались мне твои лёгкие».

На большой квадратной коробке надпись «Собери глобус сам».

Девушка, ведущая наш заказ на картонной фабрике, похожа пополам на Марину Неёлову и на Оксану фандеру. Причём шва не видно, как ни смотри. Она, бедная, никак не поймёт, отчего я так её разглядываю и иногда пропускаю мимо ушей вопросы. А я просто вслушиваюсь, кто из двух актрис сейчас говорит, и всматриваюсь, чьим именно ртом.

Оказалось, что мерзавец и подлей не могут быть взаимозаменяемыми понятиями. Мне сказали, что мерзавцами называли воров, которых обливали холодной водой на морозе в наказание. А подлецами тех, кто эту воду на них лил. Я всегда чувствовала, что мерзость лучше подлости.

Меня упросили принять факс про сувенирную продукцию. Получаю: «начните играть в интеллектуальные игры для одного игрока». Я как раз в такую начала играть в семьдесят седьмом году.

Видела в аннотации к новой книге строчку: «Роман написан мужской рукой». Больше похоже на протокол с описанием вещей в квартире убитого.

В метро парень напротив читал руководство «Ударные инструменты для чайников». С оркестром.

Серёжа ничего интересного под наркозом не увидел, но вспоминает, что накануне всю ночь рассматривал во сне два слова «майдан незалежности». Первое, что он спросил, когда я вошла — что это такое.

Говорит, что нервировал анестезиолога. Когда к его лицу поднесли маску, он вскричал: «Доктор, она не подходит к форме моего лица».

Еду им приносят в непрозрачных закрытых пластиковых контейнерах, побольше самолётных. По мне, так они напоминают чемодан с инструментами. Серёжа берёт его в руки и улыбается:

— А мне нравится. Как подарок. Есть элемент сюрприза.

Когда его привезли в операционную, оказалось, что на столе должен быть слой воды. Какие-то там электроды. Серёжа насупился:

— Мокрое место от кого-то осталось, да?

А вообще больница хорошая, современная, светлая. Встретились врачи: хирург — Щупак и зав. отделением — Широкорад.

Проходила рано утром мимо рыбного ларька.

В нём темно, по полкам мороженая рыба, из чёрной дыры окошка светит электронный ноль весов. Это, я думаю, это я, когда грустно. Бесцветный холодильник с мёртвой рыбой и всё по нулям.

Я мотаюсь у Бога на шее побрякушкой и когда он куда-то бежит я подскакиваю на цепочке, отлетая от его тёплой груди.

Держу в руках крупную, очень спелую хурму. Креплюсь изо всех сил, чтоб не швырнуть из окна, как воздушный шарик с водой, потому что по ощущениям похоже. А кто-то мне говорил, что, мол, на женскую грудь. Вспомнила об этом и уже ни съесть, ни швырнуть.

Если бы я была дежурной у эскалатора, я бы непременно представляла, что я командир армии и руковожу боевыми действиями. А все эти толпы — мои полки. И кричала бы мысленно «На таганско-краснопресненской линии наши войска терпят поражение, в обхо-о-о-од, по замоскворецкой, вперё-о-о-од! С флангов на нас подло напал враг калужско-рижской ветки! Мы обойдем всех по кольцу!». А вслух бы, конечно, про уважаемых пассажиров, проходите, не задерживайте. Потому что если вы не пройдёте, нас вообще захватит авиация с линии легкого метро.

Очень редко, но бывает, что из мучавших тебя отношений вдруг выходишь разом, как из промокшего, а потом схваченного морозом, пальто, которое повторяет всего тебя. Ты тонул, вылез, замерз, а после высвободился из этой чернеющей кожи. Отошел на шаг и глядишь, какой ты был, оказывается, жалкий.