Ален Роб-Грийе - Резинки

Перейдя через канал, он останавливается, чтобы пропустить возвращающийся из порта трамвай, сияющий новой покраской — желтый и красный с позолоченной эмблемой; он совершенно пустой: люди едут в противоположном направлении. Поравнявшись с Валласом, который ждет, чтобы перейти улицу, трамвай вдруг тоже останавливается, и Валлас оказывается прямо перед железной подножкой; тогда он замечает, что рядом с ним, на газовом фонаре, прикреплена круглая табличка: «Остановка» и цифра «6», указывающая номер маршрута. Дав звонок, трамвай медленно отходит, скрипя всем корпусом. У него такой вид, будто он на сегодня свое отработал. Вчера вечером, на выходе из вокзала трамваи были так забиты, что ему не удалось заплатить; кондуктору было не пролезть между чемоданами. Другие пассажиры подсказали ему, правда, не без труда, остановку, которая была ближе всего к улице Землемеров, о существовании которой, казалось, большинство из них и не подозревало; один даже сказал, что надо ехать в другую сторону. Ему пришлось довольно долго идти по плохо освещенному бульвару, и когда он наконец нашел эту улицу, то заметил это еще работавшее кафе, где для него нашлась комната, не очень, конечно, комфортабельная, но для него вполне подходящая. В общем даже повезло, потому что отыскать гостиницу в этом пустынном квартале было бы, наверное, нелегко. На стекле эмалевыми буквами было написано «Меблированные комнаты», но патрон еще подумал, прежде чем ответить; то ли ему что-то не понравилось, то ли он был не в духе. По другую сторону шоссе Валлас выходит на мощенную деревом улицу, которая, должно быть, ведет к центру; «Улица Брабанта», как можно прочесть на голубой табличке. До отъезда Валласу не удалось раздобыть себе плана города; он рассчитывает это сделать сегодня утром, как только откроются магазины, но он собирается воспользоваться отрезком свободного времени, которым он располагает, прежде чем направиться в полицейское управление, где, как правило, начинают работать с восьми, для того, чтобы самому попытаться освоиться на запутанных улицах города. Эта, хотя и узкая, кажется важной: будучи, вероятно, длинной, она тает в сером небе. Настоящем зимнем небе; того и гляди пойдет снег.

По обе стороны тянутся дома из декоративного кирпича, все как один без изысков, без балконов, без карнизов, без каких бы то ни было украшений. Только самое необходимое: ровные стены с пробитыми в них прямоугольными отверстиями; от этого веет не бедностью, а трудом и экономией. К тому же по большей части это коммерческие здания.

Строгие фасады, тщательная кладка небольшого темно-красного кирпича, прочная, монотонная, кропотливая: денежка прибыли, полученной компанией «Древесина хвойных пород», денежка, заработанная «Луи Швоб. Экспорт леса», «Марком и Ленглером» или акционерным обществом «Борэкс». Экспорт леса, древесина хвойных пород, промышленная древесина, экспортная древесина, экспорт древесины хвойных пород, квартал полностью отдан на откуп этому бизнесу; тысячи кубов соснового леса, сложенные кирпичик к кирпичику, чтобы стать убежищем для толстых бухгалтерских книг. Все дома построены по одному образцу: пять ступенек ведут к крепкой лакированной двери, по обе стороны которой черные вывески, где золотыми буквами выведен юридический статус фирмы; два окна слева, одно справа и сверху четыре этажа одинаковых окон. Может, среди контор есть и квартиры? Во всяком случае, внешне они ничем не выделяются. Не проснувшимся толком служащим, которые через час заполнят улицу, несмотря на привычку, придется немало потрудиться, чтобы узнать свою дверь; а может, они войдут в первую попавшуюся, чтобы экспортировать, как уж захочет случай, древесину Луи Швоба или Марка и Ленглера? Разве не важнее всего, чтобы они добросовестно делали свое дело, дабы кирпичи продолжали громоздиться, как и цифры в гроссбухах, подготавливая зданию еще один этаж денежек: несколько сотен тонн расчетов и писем установленной формы; «Господа! В ответ на ваше любезное…», оплачено наличными, одна ель против пяти кирпичей.

Парад завершается только на пересечении с перпендикулярными улицами, абсолютно идентичными, места хватает только на то, чтобы проскользнуть между кипами реестров и арифмометрами.

Но вот более глубокая выемка, которую сквозь эти терракотовые дни пробивает вода; вдоль набережной вздымается оборонительная линия островерхих крыш, где окна оказываются более слепыми — инстинктивно, — а защита более крепкой. Посередине этой поперечной улицы течет канал, с виду оставаясь в неподвижности, прямой коридор, оставленный людьми от первородного озера, для груженных деревом барж, медленно спускающихся к порту; к тому же последнее убежище, в духоте этих осушенных земель, для ночи, воды сна, бездонной, поднявшейся с моря и кишащей невидимыми чудовищами сине-зеленой воды.