Норман Мейлер - Олений заповедник

— Я решил снять великий фильм.

— О чем же? — поинтересовался я, а Айтел лишь скорчил гримасу.

Продюсер назвал известный французский роман.

— Этот автор все знает про секс, — сказал Муншин. — Мне, например, никогда уже не придет в голову, что я могу влюбиться.

— Почему бы тебе не снять фильм о маркизе де Саде? — произнес Айтел, растягивая слова.

— Ты думаешь, я не снял бы, если бы нашел интересный поворот?

— Колли, — сказал Айтел, — посиди на месте и расскажи, что у тебя на самом деле в загашнике.

— Да нет у меня ни черта. Жду предложений. Надоело мне снимать одно и то же. В нашем деле у каждого есть желание создать что-то художественное.

— У этого человека начисто отсутствует совесть, — сказал Айтел.

Колли осклабился. Он склонил голову к плечу и стал похож на пса, слушающего, как его ругают.

— Ты прирожденный преувеличиватель, — сказал Муншин.

— Колли невозможно остановить.

— Люблю я тебя.

Муншин снова наполнил наши стаканы. На верхней губе у него, как у младенца, появились капельки пота.

— Так как же все-таки дела? — спросил он.

— Отлично, Колли. А у тебя как? — ровным тоном спросил Айтел. Я достаточно хорошо знал его и понимал, что он настороже.

— Плохи мои личные дела, Чарли.

— С женой?

Муншин уставился в пространство, только маленькие жесткие глазки были чем-то твердым среди этой горы жира.

— Ну, между нами все по-прежнему.

— Так в чем же теперь дело, Колли?

— Я решил порвать с моей девочкой.

Айтел рассмеялся.

— Давно пора.

— Не смейся, Чарли. Это для меня важно.

Меня поразило то, как откровенно говорил Муншин. Мы познакомились меньше четверти часа тому назад, и однако говорл он так, будто был наедине с Айтелом. Мне еще предстояло узнать, что Муншин, как и многие обитатели киностолицы, мог открыто говорить о своей личной жизни и оставаться мечтой для шпионов в делах.

— Но ты же на самом деле не расстаешься с ней? — снисходительно спросил Айтел. — Так в чем же дело — Теппис издал закон?

— Чарли! — произнес Муншин. — Это же трагедия для меня.

— Ты, видно, влюблен в девчонку.

— Нет, сейчас я бы так не сказал. В общем, трудно объяснить.

— Вот в этом я уверен, Колли.

— Меня очень беспокоит ее будущее, — сказал Муншин, снова принявшись щупать свой живот.

— Судя по тому, что я о ней слышал, она не потонет.

— А что ты слышал? — спросил Муншин.

— Лишь то, что в период знакомства с тобой она не гнушалась развлечениями на стороне.

На погрустневшем лице Муншина появилось терпеливое выражение.

— Мы живем в мире скандалов, — сказал он.

— Избавь меня от этого, — пробормотал Айтел.

Муншин поднялся с кресла.

— Ты не понимаешь эту девочку, — прогрохотал он. Я при этом был сброшен со счета. — Она еще ребенок. Красивый, теплый, простодушный ребенок.

— А ты — красивый, теплый, простодушный папаша.

— Я защищал тебя, Чарли, — сказал Муншин. — Я защищал тебя, когда про тебя рассказывали такое, что даже ты не стал бы слушать. Но я начинаю думать, что был не прав. Я начинаю думать, что ты вконец прогнивший, испорченный тип.

— Испорченный, но честный. Я вовсе не разыгрываю из себя святого.

— Я тоже не утверждаю, что я святой, — снова прогремел Муншин. — Но у меня есть чувства. — Он повернулся в мою сторону. — Что ты видишь, когда смотришь на такого, как я? — спросил он. — Ты видишь перед собой толстяка, который любит разыгрывать из себя клоуна. Значит ли это, что у меня нет человеческих чувств?

В этот момент передо мной был далеко не клоун. Его мягкий высокий голос звучал громче и на октаву ниже. Возвышаясь над нами, — а он стоял, тогда как мы сидели, — он производил впечатление физически сильного человека.

— Ладно, Чарли, — сказал он, — я знаю, какого ты обо мне мнения, но я вот что тебе скажу. Возможно, я делец, а ты, возможно, художник, и я глубоко уважаю твой талант, глубоко уважаю, но ты человек холодный, а я — эмоциональный, и поэтому ты не в состоянии понять меня.

Пока он произносил эту тираду, Айтел курил. А теперь небрежным жестом потушил сигарету.

— Зачем ты меня пригласил, Колли?

— Из дружеских чувств. Тебе такое не понять? Я хотел послушать о твоих бедах и рассказать тебе о моих.

Айтел пригнулся, сложив пополам крупное тело.

— Никаких бед у меня нет, — с улыбкой произнес он. — Послушаем про твои.

Муншин поуспокоился.

— В этой истории есть свои плюсы и свои минусы. Легко ехидничать над девочкой, — сказал он. — Я сам над ней ехидничал. Когда я только взял ее на содержание, я думал: «Еще одна танцовщица из ночного клуба. Горячая итальянка с горячей кровью латинянки». В общем, это целая история, Чарли. Возможно, она не блещет умом, и она явно из бедной семьи. — Он бросил взгляд в мою сторону. — Я всегда был очень щепетилен в выборе женщин, — покаянно произнес Муншин. — Понимаешь, я хотел иметь классных девчонок, которые умеют держаться с достоинством, и, признаюсь, до сих пор ставлю это в минус Илене. Она не соответствует людям, с которыми я знаюсь. Но это не мешает ей быть очень хорошим человеком.