Паскаль Брюкнер: Мой маленький муж

— Перестань дурачиться, — возмутилась она, — не ползай на коленях. Встань!

Бедняга Леон вместо ответа опять показал ей свои ноги: он был уже одет и обут и стоял прямо, как столб, чтобы не потерять ни миллиметра. Но никакие ухищрения больше не спасали. Как жалко он выглядел в брюках, спадающих складками на ботинки, в которых могли бы поместиться по две его ноги! Да, на этот раз было ясно: что-то случилось.

— Леон! — горестно воскликнула Соланж. — Ты становишься ниже ростом! Что ты ел?

В тот же день они побывали у своего семейного врача, который направил их к эндокринологу, специалисту по проблемам роста, профессору Даниэлю Дубельву; тот оказался улыбчивым дородным великаном лет пятидесяти, всегда носил галстук-бабочку и лучился прямо-таки устрашающим добродушием. Он осмотрел Леона, измерил, взвесил, взял на анализ мочу и кровь и поставил диагноз: раннее ослабление межпозвонковых дисков.

— С вами в тридцать один год случилось то, что у многих людей наступает в семьдесят или семьдесят пять. Поразительный случай — преждевременное старение. Не волнуйтесь, мы с этим справимся. Я гарантирую вам восстановление от пяти до семи сантиметров в течение года.

— Каким образом?

— Я укреплю вас подпорками, как молодое деревце, будете носить шину на спине и очень плотный корсет, который не даст вам оседать. На три часа в день я буду подвешивать вас за руки к перекладине. Дважды в неделю растягивать на специальном аппарате. Очень скоро вам станет лучше.

Он прописал также лечение травами, укрепляющие средства и гормональные уколы. Уверенность Дубельву, чью компетентность и проницательность превозносили все коллеги, пугала Леона: он ужасно боялся разочаровать доктора, оказаться не на высоте. Он приучился работать и спать в подобии смирительной рубашки на стальном каркасе, от которой все тело невыносимо чесалось и покрывалось красными пятнами. Вдобавок ему приходилось висеть на металлической перекладине, похожей на виселицу, и подвергаться процедурам на чудовищном аппарате, растягивавшем его руки и ноги в разные стороны, отчего страшно болели суставы, особенно бедра и плечи. Леон чувствовал себя еретиком, четвертованным по приговору великого инквизитора. За что, за какой грех терпел он такие мучения? Он читал ученые труды по генетическим болезням, но не находил патологии, похожей на его напасть.

Увы, но, вытерпев все неудобства этого лечения, Леон, к своему ужасу, потерял за следующую неделю еще несколько сантиметров. Профессор Дубельву был так раздосадован, что не смог сдержать гнева.

— Вы что, нарочно? Вы из тех пациентов, которых хлебом не корми, дай только посрамить врача? В таком случае скажите честно: доктор, я не хочу выздоравливать! И не будем терять времени зря.

— Но, доктор…

— Вы и только вы в ответе за то, что с вами происходит. Если вы захотите вылечиться — я вас вылечу. Если ничего не получится — это будет по вашей вине.

— Он не виноват, — кинулась Соланж на помощь мужу, — он в точности выполнял все ваши предписания, так терпеливо и мужественно, что им можно только восхищаться. Вы ученый — вам и карты в руки: верните мне мужчину, за которого я выходила замуж. Он не был великаном, но это был мой мужчина. Нарастите ему ноги, руки, действуйте — это приказ.

Дубельву, сильный со слабыми, а с сильными слабый и вдобавок робевший перед этой бой-бабой, отменил корсет, растяжку и четвертование и обещал попробовать другие методы. Отныне он больше не обращался к Леону напрямую — он говорил о Леоне с Соланж в его присутствии.

— Я прошу вас — никому ни слова. Если это дело получит огласку, ваш муж рискует стать жертвой толпы шарлатанов. Дайте мне время подумать, это случай беспрецедентный в анналах медицины.

В курсе дела была теперь вся семья. Мать Соланж, высокая, холодноватая и неизменно безупречная блондинка, высказалась весьма резко:

— Нельзя выходить за мужчину ниже себя ростом: во-первых, это не к добру, во-вторых, унизительно для женщины. Кто сказал, что Леон тебя не обманул, что он не прибавил себе росту искусственно? Ты ведь не видела его без одежды до брачной ночи!

Задетая в лучших чувствах, Соланж защищалась, приводя в пример великих людей маленького роста — Юлия Цезаря, Наполеона.

Все эти отвлеченные споры закончились сами собой, когда загадочная убыль прекратилась так же внезапно, как и началась. За месяц Леон потерял 39 сантиметров, и теперь его голова находилась на уровне груди Соланж — точнехонько по центру ее декольте. Его принимали за ее младшего брата или, хуже того, за сына. Но это не сказалось на ее любви к нему, скорее даже наоборот. Отныне она звала его не иначе как «мужичком»: подчеркивала мужественность, не скрывая уменьшения в размерах. Когда, к примеру, они танцевали рок, она отрывала его от пола, поднимала, шепча на ушко нежные глупости, подбрасывала к звездам. Леон в экстазе отдавался ее ритму, зажмурившись и едва не теряя сознание.