Александр Бялко - Роман с физикой, или За всех отвечает любовь

Глаза у Любы наполнились слезами.

– Вы ведь знаете, – продолжила Люба, уже всхлипывая.

Изотов обнял ее, и она прижалась к нему. Что-то подсказало ему, что замужние женщины так не плачут на груди у чужого мужчины.

– Вы же сами сказали это дурацкое кольцо носить, чтобы Шварцман не приставал, – размазывая туш на ресницах сказала Люба.

Изотов ничего не мог сказать. Просто душа его пела. К нему сразу вернулась способность думать и философствовать. Впервые за эти сумасшедшие дни поверилось в светлое будущее, появилось желание бороться со всем окружающим идиотизмом и победить в этой неравной борьбе.

– Разведусь, – неожиданно для себя произнес Изотов вслух.

– Что вы, Александр Федорович, у вас жена такая хорошая, добрая.

Изотов обнимал Любу, которая хотя и перестала плакать от последних его слов, но прижалась к нему еще сильнее. Он смотрел на давно не беленный потолок и думал. А подумать было о чем. Он поймал себя на мысли, что развестись с хорошей женой не так сложно. В тот момент Изотов был единственным мужчиной во вселенной, у которого было две жены, одна хорошая и добрая, другая злая и вредная. Причем это была одна и та же женщина!

Изотов прекрасно понимал, что с хорошей женой развестись проще. Придешь, скажешь ей – Я полюбил другую. Она ответит, – Ну, что же милый иди, счастья тебе с новой женой. А разводиться с вредной? Скажешь ей такое, так она запилит до смерти, отравит жизнь тебе, Любе, дочке. Какой тут к черту развод!

Тут нашему философу и удалось сформулировать то, что потом назвали парадоксом Изотова. С этим парадоксом он и вошел в историю философии.

С хорошими женами разводятся, а со стервами живут.

(Цитирую по памяти. Кто интересуется подробнее, может заглянуть в краткий курс современной философии, третий том страница, примерно 630.)

Обниматься без конца было нельзя. Время шло.

– Люба, пойдем, – Изотов вытер Любе глаза платком и взял ключ от кабинета.

– Куда?

– Не далеко, здесь рядом, – Изотов запер свой кабинет.

Они пошли по коридорам старого университета. Дошли до конца правого крыла и стали спускаться по лестнице в подвал. Изотов знал, что там располагается кафедра русского языка. Кафедра русского языка отличалась от кафедры философии тем, что на кафедре русского языка была лаборатория. Лаборатория настоящая, с приборами. Это была лаборатория фонетики. Она была в старинном подвале, построенного еще самим Казаковым. Туда и пошли Изотов с Любой.

Заведовал лабораторией доцент Погудин.

– Привет! – приветствовал коллегу Изотов, – привел вот вам молодую сотрудницу показать ваши чудеса.

– С удовольствием вам покажу, – с готовностью согласился Погудин.

– Можно я сам? Прошу.

– Вам можно, пожалуйста, – проявляя мужскую солидарность поддержал Погудин.

– Еще одна просьба к вам. Тут меня ищет мой доцент. Увидите длинноносого человека, похожего на Буратино, скажите, что я через десять минут буду на кафедре.

– Скажу, конечно, – Погудин включил свет в лаборатории. Часть комнаты была заставлена приборами, а большая ее часть комнаты была отгорожена стеклом для настоящей звукозаписывающей студии, тон-ателье, как говорят профессионалы.

Изотов с Любой зашли в студию. На стене вертикально висели огромные клавиши как у рояля, только больше. Изотов закрыл дверь, и наступила тишина, как в могиле, только тише.

– Что это? – Люба показала на клавиши.

– Это первый в мире синтезатор. На нем многие фильмы озвучены, например, Человек-амфибия.

Изотов попытался напеть старомодную песенку.

– Такая подводная музыка, – закончил Изотов ознакомительную часть, – тут нас не услышат. Внимательно запоминай. Завтра рано утром ты едешь на электричке в Солнечногорск с ленинградского вокзала. Приехать надо так, чтобы ровно к одиннадцати часам быть на улице Красная дом три. Понятно?

– Понятно, Александр Федорович.

– В одиннадцать лучше всего потому, что в это время все на работе, дети в школе, пенсионеры в магазинах, а местные алкаши уходят из дому к одиннадцати за водкой. Заходишь в первый подъезд. С собой надо взять сумку. Вниз положить тряпки, потом стамеску и молоток, сверху газеты и пару книг. В подъезде между первым и вторым этажами старая печка. На ней, как станешь лицом к стене, слева от тебя будет вьюшка, это дверца такая маленькая, железная.

– Я знаю, у моей бабушки печка была.