Елена Черникова - Зачем?

Слон вернулся к телефону и поделился с Лениным свежими впечатлениями:

- Про паспорт - чушь ненаучная, пропаганда. Вы под сколькими паспортами жили, пока бузу готовили? Уверяю вас, и под этим прожили бы, если с нашей помощью. А вот мюзикл про ваших бывших коллег - красота! Любовь-морковь. А вы там, в партии, правда, что ли, хоть иногда любовью занимались? - Слон расхохотался, представив себе любовь профессиональных революционеров, которым всегда некогда и пора на задание. Или на каторгу. Или в Швейцарию. Ой, умора!

Слон, переживший за последние дни очень много всякого, сорвался - и хохотал до слёз. Никогда раньше его воображение не позволяло себе так разыгрываться в революционно-эротическом ключе!

Ленин молчал, но было слышно, что он немного обиделся. Идея британцев паспортизировать всю свою страну по ДНК восхищала его безмерно: государственный подход! Каждый гражданин - на виду. Ни один не пропадёт. Наступила, наступила новая жизнь, которую он предсказывал! Вот чем должны заниматься современные учёные, если они действительные последователи Грегора Менделя, которого он, Ленин, поначалу ошибочно считал шутом гороховым*. А что до вопросов земной любви, то обсуждать что-либо подобное с каким-то Слоном он не намеревался.

* Монах-учёный Грегор Мендель прославился своими опытами с горохом: разводил эти растения в маленьком палисадничке под окнами кельи, скрещивал, фиксировал результаты. После обследования 20 тысяч потомков в четырёх поколениях садового горошка сформулировал учение о наследственности.

- Ну и что нам делать? - стараясь говорить серьёзно, спросил Слон. - Насколько я помню, вы на этот вопрос ещё в 1902 году ответили* - своим товарищам. Теперь скажите - что делать - моим товарищам. Мы тут совсем, понимаете, безо всякого руководства остались, а наболевших вопросов - уйма. - Слон покосился в сторону центрифуги, только что надёжно избавившей человечество от обоих Аристархов.

* Слон намекает на книгу В.И. Ленина "Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения", впервые опубликованную в марте 1902 года в Штутгарте.

- Лабораторию уничтожить, химерических тварей уничтожить, уехать подальше от России, никому ничего не рассказывать. Никогда. Слово бессмертие не употреблять ни в каком контексте. Бога не гневить. - Указания Ленина звучали чётко, звонко и конкретно, особенно последнее.

- А вы, батенька, что - в Бога веруете? - вкрадчиво спросил Слон, заподозрив наконец большой подвох или даже провокацию спецслужб.

- А, ладно! Расскажу напоследок. Вы этого не знаете - по молодости, конечно. Так вот. Едем мы с Марией Ильиничной и с моим помощником на детский новогодний праздник в Сокольники. Январь, 1919 год. Почти приехали - и вдруг навстречу моей машине бросается вооружённая банда. Всем, говорят, выйти из машины. У меня похитили браунинг, бумажник и шубу, у сестры и помощника - деньги. Сели в мою машину и уехали. А я остался на снегу в одном пиджаке. Но - живой! А когда их главаря, Кошелькова, летом в перестрелке убили, у него в кармане моё оружие и нашли. Так что недолго ходил по свету бандит Кошельков с браунингом вождя мирового пролетариата в кармане! А вы говорите!

Слон, малосильный как в философии, так и в теологии, не сумел найти доказательства бытия Божия в ленинском описании этого бандитского налёта - и стушевался.

- Так всё-таки, Владимир Ильич, что вы от нас хотите? - устало переспросил Слон, до предела вымотанный всяческой мистикой.

- Науку вашу прекратить, особливо в нынешнем разрезе. Лабораторию стереть в дым. Воспоминания забыть. Иначе я не отвечаю за последствия. Прощайте. - Ленин бросил трубку так резко, что у Слона зазвенело в ухе.

Он сел в своё рабочее кресло, включил компьютер и принялся раскладывать простой пасьянс, не обращая внимания на изумлённые взгляды коллег.

Семья Ужовых вкупе с бабулей и таксистом-майором плавно приземлилась на огороде у Дуни тёмной ночью 9 сентября. Хозяева спали. Шёл проливной дождь, очень приятный, свежий, земной. Новоприбывшие подставляли воде ладони, лица, то плача от восторга, то не веря своим глазам. Радость жизни била фонтаном - так, будто хоть кто-то из собравшихся в этой точке планеты мог умереть. Такое было дивное, сказочное, упоительное чувство - жизнь!

Мария, пролетевшая сотни километров на руках у мужа, всё не могла отнять своих рук - и обнимала, обнимала Ивана Ивановича, и плакала сладчайшими на свете слезами.

Бабуля, аккуратно пересаженная с загривка Ужова на садовую скамейку, тоже прослезилась - и тайком промокнула глаза уголком своего многострадального пледа.