Елена Черникова - Вишнёвый луч

Курю, пивом балуюсь. Глаз придерживаю.

Что-то жмёт, оно где-то рядом. Но что?

Скосив на стол освежённый пивом взор, я прочитала надпись на синей зажигалке моего голубоглазого спасателя.

И тут зарыдала я уже в голос, на крике, безнадёжно и неприлично: там было одно слово - "Мужик". Белыми печатными буквами.

- Что с вами? - участливо повторил незнакомец, удивлённый до крайности. - Вы знаете эту фирму?

Лучше б он молчал! Да, я знаю эту фирму! Эта фирма очень классная. После знакомства с этой фирмой требуйте намыленную верёвку.

Добрый человек, он вылил полстакана минералки на свой носовой платок и вытер мою распухшую физиономию.

- Я, увы, спешу на самолёт, - сказал он, - но если вы объясните мне, почему вы так реагируете на зажигалки синего цвета, я подумаю - что можно предпринять.

О, какой милый человек! Какие люди живут в нашей стране!

Словно подслушав мои мысли, голубоглазый сказал:

- Я живу довольно далеко отсюда, в Париже, но я успею.

Какой чёрт меня дёрнул исповедоваться, не знаю, но я всё выложила этому парижанину, не стесняясь в выражениях. И про бессовестную бабушку, приручившую меня и бросившую меня ради властолюбивого Давида; и про педантичного Петра, у которого завелись демонстративные бабы, особенно одна, с зелёным пакетиком. Я ему даже про безработицу свою рассказала. Собственно, зачем я ходила к бабушке? Чтобы она наново научила меня жить в словесности: после разлуки с моей любимой редакцией я тяжело болела горем, а новый главный редактор причина моих проблем небесно радовался что выкинул из редакции олицетворение антипартийности то есть меня почему-то он решил что я нуждаюсь в разъяснениях и написал всё это экивоками в приказе расторгнуть контракт из-за непрофессионального отношения к подготовке материалов вот если бы я воспевала партийную мораль это было бы профессионально самое смешное в этой ситуации было время и место действия Москва наши дни двадцать первый век и все подобные сюжеты казалось уже в невозвратимом прошлом ожидая восстановления права на собственную словесность я преподавала словесность другим людям но этого мне мало и перестала писать книги.

Несу я всё это и понимаю, что горе безработицы моей, оказывается, какое-то несущественное, да и бабушка уплывает за туманы, и вообще выговориться перед незнакомым человеком иногда полезно и очищает. Но.

Пётр, обманувший меня в лучших чувствах...

И всё сначала: слёзы, тектонические разломы в душе, которая болит до хруста.

Плачась о Петре, я вдруг почувствовала, что и тут я несу наибанальнейшую чушь. Петра закозлило? Бывает только так! Не иначе! Почему я думала, что в современном мире, где секс абсолютизирован и беспредельно самоценен, бывает иначе? Пётр не мог поступить иначе. В половых делах тоже ведь постмодернизм.

Француз выслушал меня не перебивая, взял мой мобильный, позвонил какой-то Даше и сказал, что мы сейчас придём.

- Мы? - очнулась я.

- Да, - уверенно ответил француз, сияя чистыми голубыми глазами. - Моя старинная приятельница работает в рекламном агентстве. Вы хотите работать в рекламе?

- Я уже работала в рекламе, - сказала я, трепеща от тёмно-фиолетового предчувствия. Как на сквозняке. - И мне сейчас надо работать хоть где-нибудь.

- Ну и хорошо, пошли. Она чудесная, эта Даша, вам понравится. У неё дивный муж и замечательный отец. Приклейте вот этот пластырь...

Мой парижанин, казалось, любил весь мир. Всё-всё в этом мире было чудесно и замечательно. Даже загадочная фирма, выпускающая чёрно-синие зажигалки с белым мужиком. Печатными буквами.

- Ведь вам нужны не столько деньги, сколько трудотерапия, да? - корректно уточнил француз, распахивая предо мной шикарную деревянную дверь в одном из лучших офисных зданий на Тверской. - А на вашу бабушку не обижайтесь. На гениев нельзя обижаться.

- Да, трудо. Терапия. Без гениев.

Мы взлетели на высший этаж и вошли в белый чистенький офис путаной планировки. Нам позвали вожделенную Дашу - и вот она появилась.

Сосредоточьтесь. Отсюда начинается новый вираж. Она чудесна, сказал француз. Внимание. Закручивается сюжет.

Она ходила пританцовывая. Худенькая, с крошечными ручками и сверхъестественно громадными глазами, она казалась изделием добродушного фантаста. Словно некто, мучительно пишущий нечто, вдруг однажды всё-таки получил возможность воплотить ускользающее поэтическое слово - и сделал девочку-женщину, не предусмотренную анатомией.

В гибком и, можно сказать, портативном теле Даши проживал низкий зычный голос, которым она легко управляла на русском и английском языках. В её облике была необъяснимая странность: для передвижения она пользовалась ногами, хотя по всему ей больше подошли бы крылья.