Елена Черникова - Золотая Ослица

...Машина не заводилась. Он вышел, открыл, закрыл, проверил все, что знал, сел за руль, повернул ключ еще раз, два, десять: нет и все тут. Машина отказывалась. Мужчина достойной наружности начал с того, что проклял неповинного: "Розового тигра".

"Тоже мне название для мелодрамы! Для пародии на боевик - самое оно. А тут - бред. Актриса ее класса не должна участвовать в популяризации бреда. Незачем так любить деньги. У нее их много. Хотя и установочка, конечно, обязывает: денег, говорит, бывает или мало - или их не бывает. Черт, да что же с машиной?"

Зная за собой, что лучше не заводиться самому - нервничал он обычно очень ярко, яростно, неповторимо, это была его вторая любимая роль, - мужчина сдержался, не пнул ни колесо, ни сугроб. Он сделал несколько упражнений из редкостного комплекса дыхательной гимнастики и решил попробовать еще раз. Машина не завелась.

На пороге театра показалась красивая женщина без особых примет. В неимоверной шубе, на шпильках серьезной высоты, восхитительная, единственная, всем известная и так далее. Правда, умная, - психовать из-за машины не будет.

"Что будем делать?" - она, мигом оценив событие, спросила так, будто переспросила, повторив его слова. Он сказал:

- Добрый вечер. Я уже все сделал, что мог. Это мистика. Машина в порядке. Но она не заводится. Я готов оставить ее здесь и отвезти тебя на такси.

- А ведь я, мой дорогой, все-таки профессионал. Говорить обязана правильно и точно. Я это умение продаю каждый день...

- Что случилось? - он немного терялся, когда она шла в обход.

- Попытаюсь. - Она поуютнее устроилась внутри шубы, внутри машины, закурила и, глядя вперед, на засоленную скучную ленту пути, по которому они сегодня не пойдут, произнесла короткую обучающую речь о величии русского языка, о его уникальном коварстве, о тайных кознях синтаксиса. Короче говоря: - Если б ты, милый, предложил бы н а м поехать домой, а не подчеркивал мое преимущество перед машиной, которую ты готов оставить на улице, правда, перед театром, где ее каждый барбос знает, - короче говоря...

- Я ведь именно это и хотел сказать! - мужчина достойной наружности никак не мог разглядеть ближайшее будущее.

- Ну и сказал бы, - тихо и грустно возразила она.

- Ты капризничаешь. Имеешь право. Но уже очень поздно. Что ты предлагаешь?

- Встретимся в квартире. Ты доберешься сам. Я доберусь сама.

- Мы встретимся, как я быстро понял, дома.

- Когда ты избегаешь слова, соединяющего людей, я тоже начинаю пользоваться заменителями, - ее тон перестал быть окрашенным.

Мужчине стало зябко и страшновато. Ему почудилось, что за крохотную оговорку - (да как же с тобой, дорогая, вообще жить, если слова не скажи!) - его сейчас же уволят с любимой должности почти мужа великой Ли. Да и можно ли упрекать его в том, в чем она сама виновата! По ее же инициативе их отношения так отличаются от семейных, как квартира от дома. Как понятия.

Ли ждала, пока он думал. Заметив, что додумал, она поцеловала его в правую щеку и сказала, что эта помада не оставляет следа, - пока он не успел украдкой глянуть в зеркало. Она открыла дверцу и вышла.

- Ты испортишь туфли. На улицах везде соль. Зимой нельзя ходить на шпильках. В твоей шубе нельзя ходить одной.

- Ты прав. И Волга, возможно, впадает в Каспийское море. Не нервничай. Со мной ничего не может случиться. Криминальные элементы тоже смотрят кино.

- А из театров просто не вылезают!

- Точно. Я сегодня одного-другого в партере видела.

- Ты соображаешь? - он начал выходить из машины.

Ли отскочила метра на два, обернулась на театр, вспомнила об оставленных там цветах, но в этот миг в морозной тишине улицы прозвучал хруст поворачивающегося троллейбуса. Когда-то она им пользовалась. Дверь, прыжок, дверь. Мужчина достойной наружности успел заметить, что троллейбус был почти пуст.

Первое ощущение: оторвалась от преследования. Никто не гонится, но ощущение именно это. В чем дело? Он остался позади (может быть, там его и оставить - вместе с его абсолютно точными оговорками, с достойной наружностью, превосходным одеколоном, манерами, техникой современного секса, хрусткими деньгами...), около машины, которую готов был - не может быть! - бросить у театра.

Ли осмотрела место происшествия; троллейбус почти пуст. По ночам так принято. Господи, как давно не было никаких троллейбусов. Господи, как давно ничего вообще не было. Как давно ничего нет. Что делают, войдя в салон ночного троллейбуса? Небось платят. Как? Сколько? Где касса? Этот вопрос нельзя задавать пассажирам. Остановка. А вдруг контролер; а как они теперь выглядят? Раньше были злыдни с сумками из кожзаменителя. Как здорово? И где это я.