Ален Роб-Грийе: Дом свиданий

В других частях салона всё продолжается так, словно ничего не произошло. На первом плане справа, например, две женщины, почти склонившись друг к другу — хотя, кажется, и не особо поглощённые разговором, — ровно ничего не заметили и не прерывают начатой сцены, не обращая внимания на то, что происходит в каких-то десяти шагах от них. Та, что постарше, сидит на диване, обтянутом красным — нет, жёлтым — бархатом, и с улыбкой наблюдает за молодой, которая стоит прямо перед ней, но смотрит в сторону: на высокого мужчину, того самого, что минуту назад вполуха слушал у буфетной стойки толстого любителя шампанского, а сейчас в полном одиночестве стоит вдали от гостей перед окном с задвинутыми шторами. Через мгновение молодая женщина снова поворачивается к даме, сидящей на диване. На её лице появляется выражение серьёзности, сдерживаемого возбуждения и принятого решения. Молодая женщина делает шаг к красному дивану и — очень медленно — мягким и грациозным движением левой руки приподнимая подол платья, опускается на одно колено перед леди Авой, а леди Ава, совершенно естественно, без малейшего смущения и не переставая улыбаться, царским или, возможно, снисходительным жестом подаёт ей руку. Едва касаясь кончиков пальцев с покрытыми ярким лаком ногтями, молодая женщина наклоняется, чтобы поцеловать их. Светлые локоны, склонённая головка…

Но тут же выпрямившись, молодая женщина поворачивается и уверенной походкой направляется к Джонсону. Дальнейшее происходит невероятно быстро: они обмениваются несколькими условными фразами, мужчина застывает в церемонном поклоне перед дамой, которая продолжает стоять со скромно опущенной головой; раздвинув бархатную портьеру, входит служанка-евроазиатка, останавливается в нескольких шагах и молча наблюдает за ними; черты её лица неподвижны, как у восковых манекенов, и не выдают никаких чувств; хрустальный бокал падает на мраморный пол, разлетаясь на тысячи ослепительно сверкающих осколков; молодая женщина со светлыми волосами роняет на них отсутствующий взгляд; девушка-евроазиатка проходит, как лунатичка, по осколкам, по-прежнему удерживая перед собой на натянутом поводке чёрного пса; изящные золотые туфельки быстро удаляются, оставляя позади подозрительные лавочки и старую метлу, которая, очертив дугу, сметает в водосточную канаву обложку иллюстрированного журнала; грязная вода тотчас подхватывает разноцветную картинку и вращает её в солнечном блеске.

В этот час улица почти безлюдна. Влажная тяжёлая духота в городе изматывает сильнее, чем обычно. Деревянные ставни на окнах магазинов закрыты. Огромная чёрная собака останавливается перед хорошо знакомым ей входом: узкие тёмные ступени крутой лестницы начинаются прямо с улицы, без всяких дверей и коридоров, и ведут во мрак, куда взгляд не в силах проникнуть. Сцене, которая сейчас разыгрывается, явно не достаёт определённости… Девушка быстро оглядывается по сторонам, словно желая убедиться, что за ней никто не следит, и торопливо, насколько ей это позволяет длинное облегающее платье, взбегает по ступеням. И тут же спускается вниз, прижимая к груди довольно толстый бесформенный конверт из серой бумаги, набитый, кажется, песком. А что же в это время делал пёс? Если — как всё на это указывает — он не поднялся вместе с девушкой по лестнице, то ждал ли он её спокойно внизу, освобождённый от поводка? Возможно, девушка привязала его к какому-нибудь кольцу, скобе или перилам (но у этой лестницы нет перил), к дверной ручке (но и двери нет), к петле, крючку, наконец, к старому гвоздю, кое-как загнутому, искривлённому и изъеденному ржавчиной, который торчит где-то из стены? Но гвоздь вряд ли надёжен, а необычное присутствие пса, явным образом обнаруживающее этот дом, могло бы совсем некстати привлечь внимание нежелательных наблюдателей. А быть может, посредник стоял в темноте, почти в самом низу лестницы, так что служанке-евроазиатке достаточно было, не выпуская поводка, подняться на две-три ступеньки, протянуть руку за конвертом или пакетом, который держал наготове невидимый нам человек, и тут же возвратиться? Или у лестницы кто-то стоял, тот, кому заранее было известно об этом свидании, и ему стоило только протянуть руку, чтобы взять поводок, который передала ему девушка, торопливо поднимаясь по узкой лестнице к посреднику, ожидающему её в своей комнате, кабинете, бюро или конторе?

Но и с этим вариантом нельзя, к сожалению, согласиться — собака слишком бросается в глаза. Впрочем, как бы то ни было, конец эпизода оказывается неожиданным, поскольку речь идёт вовсе не о доставке конверта, а о молоденькой девушке, похожей скорее на японку, чем на китаянку. И вот все трое уже стоят на блестящих плитах мостовой перед темнеющим входом: служанка в облегающем, с разрезом на боку платье, японка в чёрной плиссированной юбочке и белой школьной блузке, каких тысячи встретишь на улицах Токио или Осаки, и огромный пёс, который подходит к незнакомке вплотную и, задрав морду, долго её обнюхивает. Эта сцена не подвергается ни малейшему сомнению: пёс обнюхивает потрясённую, прижавшуюся к стене молоденькую девушку, вынужденную терпеть прикосновения морды страшного зверя к бёдрам и животу, а служанка следит за ней холодным взглядом, удерживая плетёный поводок так, чтобы зверь мог беспрепятственно двигать головой, шеей и т. д.