Ален Роб-Грийе - Дом свиданий

Служанку сопровождает огромный пёс, который тянет её за собой, и поводок натягивается, как струна, между кожаным ошейником и напряжёнными пальцами с покрытыми ярким лаком ногтями. Пальцы другой руки сжимают конверт из серой бумаги, бесформенно толстый, как будто набитый песком. А чуть дальше вновь виден уличный подметальщик в тёмно-синем комбинезоне и соломенной шляпе в виде широкого конуса. На этот раз он не смотрит по сторонам и не обращает на проходящую девушку никакого внимания. Стоит, опершись о толстый квадратный столб крытой галереи, сверху донизу облепленный маленькими афишами; сунув под мышку старую метлу, частично скрывающую одну из его босых ног, он обеими руками подносит к глазам обляпанный грязью, изорванный иллюстрированный журнал, который только что выловил в сточной канаве. Полюбовавшись цветной фотографией на обложке, листает журнал; следующая страница, чёрно-белая, ещё грязней. Большую её часть, ту, что можно разглядеть, занимают три стилизованных рисунка, помещённых один под другим. На всех трёх одна и та же молодая женщина со слегка раскосыми глазами и широкими скулами, находящаяся почти в одинаковой обстановке (пустая и убогая комната, в которой нет ничего, кроме простой железной кровати), одинаково одетая (узкое чёрное платье традиционного покроя), но претерпевающая от рисунка к рисунку перемены.

На первом рисунке девушка лежит на самом краю кровати, среди смятых и беспорядочно разбросанных простыней (она опирается о локоть, сквозь разрез платья, надетого прямо на голое тело, открывается бедро, на лице улыбка экстаза, голова откинута, в руке пустой шприц и т. д.); в верхней части рисунка изображены, судя по всему, её мечты о роскоши: стены, отделанные алебастром под мрамор, резные колонны, люстра в стиле барокко, бронзовые канделябры самых фантастических форм, тяжёлые шторы на окнах, потолки, расписанные в стиле XVIII века, и т. д. На втором рисунке от всей этой роскоши не осталось и следа; видна только железная кровать и девушка, которая лежит навзничь со связанными руками и ногами, неестественно выгнувшись в позе, означающей её полную неспособность освободиться от пут. От конвульсивных движений разрез на платье расширяется всё больше, «молния» рвётся, и обнажается маленькая округлая грудь (теперь можно с уверенностью сказать, что «молния» шла только до подмышки и вовсе не проходила, как предполагалось, вопреки всякому правдоподобию, сначала, по внутренней стороне рукава). Третий рисунок — несомненно — символический: пут на девушке нет, но её безжизненное, совершенно обнажённое тело лежит отчасти поперёк кровати (руки и грудь), отчасти на полу (длинные, согнутые в коленях ноги). Рядом с брошенным на пол чёрным платьем — лужица крови; огромная, величиной с кинжал игла пронзает уже мёртвое тело: войдя в грудь, она торчит из поясницы.

Каждый рисунок сопровождает короткая надпись, набранная крупными китайскими иероглифами; вот их перевод: «Наркотик — друг, который соблазняет», «Наркотик — друг, который порабощает», «Наркотик — яд, который убивает». К сожалению, читать подметальщик не умеет. Лысый толстяк с красными пятнами на лице, который рассказывает всю эту историю, тоже не знает китайского; под последним рисунком он смог расшифровать только ряд крохотных букв и цифр, известных и европейцам: «О.Б.Н. Тел. — 1-234-567». Будучи рассказчиком не слишком добросовестным и к тому же вряд ли понимая смысл этих трёх букв (Общество борьбы с наркотиками), он обращает внимание лишь на впечатление, которое иллюстрации могут вызвать у знатока, и уверяет своего собеседника, человека крайне недоверчивого, что рисунки рекламируют один из тех подозрительных притонов в нижней части города, где любитель запретных и опасных наслаждений может найти не только морфий и опиум. Но в эту минуту лакей в белой куртке, который только что выровнял опасно накренившийся поднос, произносит: «Пожалуйста, господин». Толстяк поворачивает голову, какое-то мгновение всматривается в собственную руку, повисшую в воздухе, глядит на яшмовый перстень, с трудом налезший на средний палец, на серебряный поднос, на бокал бледно-жёлтого напитка, в котором медленно поднимаются вверх крохотные пузырьки, и разве что с трудом осознаёт, где он находится и что делает. Толстяк говорит: «Ах да! Благодарю!», быстро берёт бокал, одним глотком выпивает его и небрежно, кое-как ставит на самый край подноса, который держит лакей. Бокал опрокидывается, падает на мраморный пол и разлетается на тысячи мелких осколков. Об этом случае уже рассказывалось, достаточно только напомнить о нём.