Владимир Войнович - Дваплюсодин в одном флаконе (сборник)

– Ну!

– Партия из низов подняла вас до таких вершин, а вам жалко переплатить ей несколько рублей. Вот уж от вас, Михаил Федорович, никак не ожидал. Если б вы были молодой коммунист, но с таким стажем …

Я не успел убедить собеседника, потому что появился инспектор Бударин и пригласил управдома и члена правления на заседание.

Я, как лицо постороннее, остаюсь. Хожу по коридору, думаю. Ну как могут они отказать, если у них нет для этого никаких оснований? Ну что они могут придумать?

Выходит член правления, и по лицу его сразу видно – отказали.

– Не отказали, – говорит он, – а отложили.

Оказывается, Козловский не врал: у них действительно есть письмо Стукалина и есть резолюция Промыслова. Что написано в письме Стукалина, я не знаю (управдом говорит: в нем перечисляются заслуги Иванько). Резолюция Промыслова гораздо короче, и поэтому мне ее передали дословно: «Прошу рассмотреть и помочь». Райисполком в безвыходном положении.

– У нас нет оснований отказать Войновичу, но мы не можем отмахнуться от резолюции Промыслова.

– А нельзя ли, – спрашиваю я в простоте душевной, – не отмахиваясь от Промыслова, написать ему вежливо, что исполнить его просьбу нет никакой возможности, потому что …

На меня смотрят как на идиота. Больше того, как на злонамеренную личность. Разве можно самому товарищу Промыслову так отвечать? Да и товарищ Иванько, как видно, тоже крупный деятель. Каждый день звонят из разных инстанций. Из издательства «Планета», из издательства «Мысль», какой-то Пирогов звонил из горкома.

Понимаете, что получается? С одной стороны, наш уважаемый Сергей Сергеевич Иванько, крупный государственный деятель, писатель, а с другой стороны, некий Войнович, муж беременной жены.

И вот что интересно, так говорят не только мои противники, но и мои сторонники тоже. Они меня все время учат:

– Тише, тише, вы все не так делаете, вы нам только мешаете, вы уж лучше помолчите.

Они считают, что все надо делать тихой сапой. Надо бороться с Тургановым и ни в коем случае не трогать Иванько. Перед Иванько надо только расшаркиваться.

– Мы, конечно, понимаем, что уважаемому Сергею Сергеевичу очень нужно, и мы с удовольствием, но …

И дальше следует довод, что у Войновича жена на таком-то месяце.

Однажды я рассердился:

– Почему вы меня так странно все-таки защищаете? Почему вы никому не скажете, что для вас я тоже какой-никакой, а писатель?

Смотрят на меня, разводят руками. Дурак, что ли? Не понимает. Вроде защищать меня принципиально, значит, расписаться в собственной неблагонадежности. Почему? Я ведь не лишен гражданских прав, не исключен из Союза писателей [20], у меня только что вышли одновременно две книги (причем одна в Политиздате), что само по себе является признаком лояльности. Но даже при всем при этом они в мою защиту не могут привести ни одного аргумента, кроме беременности жены.

Сторонники уважаемого в выражениях не стесняются. Иванько – крупный государственный деятель, крупный писатель; Войнович – антисоветчик, подписант, растленная личность, еврей (последнего, правда, прямо не говорят, но намекают довольно прозрачно). Мои сторонники всего этого как бы не слышат.

– Да, но вы поймите, у него жена в положении.

Пишу в какую-то инстанцию письмо. Показываю одному из своих доброжелателей, вижу, он недоволен.

– Ну зачем вы пишете в требовательном тоне? Просите. Расскажите, что вы из рабочих, что вы написали песню космонавтов, напишите, что жена в положении, и мне это неудобно вам говорить, но намекните им как-нибудь, что вы не еврей.

Я злюсь:

– Почему я должен у кого-то просить свою же квартиру? Не хочу писать, что я из рабочих, не хочу писать про космонавтов, не хочу писать, что не еврей. Хочу получить квартиру независимо от того, подписал ли я какое-то письмо или написал какое-то идейно выдержанное сочинение.

– Ну, вот видите, мы же искренне хотим вам помочь, а вы нам все портите. В конце концов, вам важен принцип или квартира?

(Только один человек впоследствии согласился, что важен и принцип, но о нем ниже.)

А между тем если бы хоть один из членов правления с самого начала совершенно определенно заявил, что притязания Иванько незаконны и не могут быть удовлетворены, я уверен, что всей этой истории не было бы (правда, при этом я лишился бы столь богатого материала).

И вот что я думаю. Принимая правила игры, навязанные Тургановыми и Иванько, не содействуем ли мы сами произволу во многих областях нашей жизни?