Ирина Ульянина - Все девушки — невесты

Маргарита выразила полную с ней солидарность:

— Мам, не надо за меня решать, ладно?

Мирошник снова полезла в сумку, неторопливо вытянула изящную визитницу и раздала жертвам, попавшим на ее крючок, карточки. Я с большим сожалением оценила, насколько холеные и изнеженные у нее руки. Учитывая отсутствие домработницы и дурную привычку хлопотать по хозяйству без защитных резиновых перчаток, мне достичь подобного совершенства явно не светит!.. Словно в подтверждение этого умозаключения бриллиантовый луч разрезал воздух, очерчивая границу между Мирошник и мной. Девчонки глядели на кольцо не менее завороженно, чем я, — камень светился воплощенной чистой радостью. И почему все лучшее — мужчины и драгоценности — достается стервам?

— Позвоните по этому номеру в понедельник после двенадцати.

— Ночи? — невпопад уточнила Оксана.

— Разумеется, дня, ласточка. После двенадцати часов дня, — повторила Элина с расстановкой, как для непроходимых тупиц.

Девочки, допив свой кофе, заторопились в «Рок-Сити». Гарпия закурила вторую сигарету. Я занялась грязной посудой. Каждому — свое…

— Слушай, Померанцева, а чего мы с тобой тут сидим? — Гостья обвела кухню неприязненным взглядом, будто увидела впервые.

— А что тебе не нравится?

— Сегодня же пятница! Пятница-развратница, задирайте платьица! — Мирошник молниеносно приподняла мой подол и хлопнула бы по мягкому месту, если бы я вовремя не увернулась. Скорость реакции — великая вещь, она пригодилась мне уже вторично за сегодняшний невезучий день. Расхохотавшись звучно, подобно раскату грома, она предложила: — Поехали, дорогая, отрываться по клубам и ресторанам! Пора тебе немножко растрясти свое целомудрие.

— Но…

— Никаких но! Возражения не принимаются! Я знаю, что невозможно двадцать с лишним лет трахаться с одним и тем же мужиком — это противоестественно, удовлетворения не получаешь.

— Неправда, я так не считаю. — По инерции возразив, я вдруг поняла, что кривлю душой.

Невозможно двадцать лет жить с человеком, который нивелирует твою индивидуальность, размалывает ее в пух и прах. Невозможно заглядывать в рот мужчине, который обращается к тебе исключительно глаголами в повелительном наклонении, держит за кухонно-уборочный комбайн, за агрегат для доставки продуктов и выноса мусорного ведра. Я сама в отсутствие морального удовлетворения замусорилась по самую маковку!.. Слишком избаловала мужа и дочь — они удобно устроились на моей шее: сели и погоняют, не задумываясь о том, что моя выносливость отнюдь не беспредельна. О, они у меня еще попляшут! Они еще убедятся: не на ту напали!.. Я сказала:

— Действительно, Линка, поехали отрываться!

И не стала мыть посуду.

Летом на закате бывает такой час… Нет, даже не час, а гораздо более короткий промежуток времени — может быть, всего несколько минут, за которые все преображается. Небо, облака, воздух, вода в реке становятся багряно-лиловыми, как дивные цветы, неописуемо прекрасными. Наверное, и на восходе случаются подобные изменения в природе… Почему я раньше их не замечала?! Никогда не видела прерывистой, подвижной, вымощенной жемчужно-розовыми бликами дорожки на Оби, по которой солнце соскальзывает за горизонт. Не фиксировала взгляд на пенных облаках, похожих на сливки, взбитые с малиновым сиропом. На эту пищу богов, поданную на перламутровом блюде небосвода…

Впрочем, где мне было глядеть на небо и землю, если я добровольно заперла себя в душных домашних стенах, под пожелтелым потолком, взывающим к кисти маляра?.. Закаты и восходы свершались где-то в другом измерении, пока я торопливой трусцой или рысью, вечно опаздывая, спешила в офис, чтобы весь светлый день просидеть перед компьютером. Занималась тем, что, в сущности, совершенно не важно и мне глубоко чуждо. Втиснулась в предельно узкие рамки и даже не подвергала сомнению, насколько это целесообразно. Не задумывалась над тем, хорошо мне в них или плохо… Но когда красная, как светило на закате, машина Мирошник взлетела на Димитровский мост, я физически ощутила, что вырвалась из заточения. Красота трех главных стихий — земли, воды и воздуха — высвободила мое сознание. И тело рвалось прочь из железного застенка авто.

— Линочка, останови здесь, пожалуйста, — попросила я на середине моста.

— Зачем?

— Мне очень надо… Хочу постоять на мосту…

— Хм, ну стой. — Она притормозила, но салон вместе со мной не покинула: достала мобильник и принялась кому-то названивать, постукивая ногтями по рулю.