Трейси Шевалье - Прелестные создания

Разрыв с Мэри был гораздо более болезненным, потому что у нас с ней была сердечная близость. Почти сразу же после нашей стычки у церкви я пожалела о своих словах, о том, что не предоставила ей самой возможность узнать от полковника Бёрча о той вдове, на которой он собирался жениться. Никогда не забуду, какое отчаяние отобразилось на ее лице. С другой стороны, ее заявления насчет моей ревности, моих сестер и моей окаменевшей рыбы язвили меня, как незаживающие раны от ударов кнутом.

Но я была слишком горда, чтобы пойти и извиниться, да и она, думаю, тоже. Мне очень хотелось, чтобы в гостиную вошла Бесси с брезгливой своей гримасой и объявила, что ко мне явилась посетительница. Но этого не происходило, а когда время для такого повторного сближения миновало, возобновить наши прежние отношения стало невозможно.

Нелегко расставаться с близкими людьми, даже если они сказали тебе нечто непростительное. По меньшей мере год мне было тяжкой мукой видеть ее — на берегу, на Брод-стрит или возле Кобба. Я стала избегать Кокмойл-сквер, пробираясь закоулками к церкви Святого Михаила, а оттуда по тропинке выходя на пляж. Перестала ходить к Блэк-Вену, где обычно охотилась Мэри, и вместо этого шла в противоположном направлении, мимо Кобба, на взморье Монмут. Там было не очень-то много останков окаменелой рыбы, потому я и собирала меньше, но зато с меньшей вероятностью могла столкнуться с нею.

Мне, однако же, было одиноко. Долгие годы мы с Мэри проводили очень много времени за совместной охотой. В иные дни мы часами не обменивались ни словом, но то, что она, нагнувшаяся над землей, находилась рядом, неизменно меня ободряло. Теперь же, оглядываясь вокруг, я не переставала удивляться, обнаруживая, что на безлюдном взморье совершенно никого нет, кроме меня. Такое одиночество вызывало меланхоличную жалость к себе, которой я не терпела, и, чтобы вывести себя из этого состояния, я отпускала колкие замечания. Маргарет начала жаловаться, что я стала язвительнее, а Бесси, когда я бывала с ней резка, угрожала взять расчет.

Но не только на пляже недоставало мне Мэри. Я также жаждала ее общества и за нашим обеденным столом, чтобы распаковывать при ней свою корзину и хвастаться тем, что я нашла. Теперь это было возможно лишь в тех редких случаях, когда рядом были Генри де ла Беш, Уильям Бакленд или доктор Карпентер — или же когда кто-нибудь приходил посмотреть на мою коллекцию и при этом высказывал интересное замечание, а не просто делал из вежливости уступку причудам старой девы, помешанной на допотопных тварях. Однако я чувствовала, что без знаний Мэри и ее поддержки мои собственные исследования обесцениваются.

В то же время мне приходилось наблюдать, как все более популярной становилась Мэри среди посторонних. Они настойчиво домогались ее общества на берегу, и она начала водить приезжих на экскурсии к Блэк-Вену, посвященные окаменелостям. Благодаря деньгам от аукциона полковника Бёрча и растущей славе Мэри ее семья избавилась наконец от тех долгов, в которые вверг их Ричард Эннинг долгие годы тому назад. Мэри и Молли обзавелись новыми платьями, снова приобрели приличную мебель и покупали уголь, чтобы в доме было тепло. Молли Эннинг перестала брать белье в стирку и принялась так усердно управлять лавкой окаменелостей, что торговля в ней пошла очень бойко. Мне следовало бы радоваться за них. Вместо этого я им завидовала.

Я даже подумывала было покинуть Лайм и перебраться жить в семью своей сестры Франсис, которая недавно переехала в Брайтон. Когда я невзначай упомянула о такой возможности Луизе и Маргарет, обе они впали в ужас. «Как только ты можешь думать о том, чтобы оставить нас?» — вскричала Маргарет, а Луиза побледнела и затихла. Даже Бесси, заметила я, засопела над тестом для пирожных, которое вымешивала, и мне пришлось заверить их всех, что коттедж Морли навсегда останется моим домом.

На это ушло немало времени, но в конце концов я привыкла обходиться без общества Мэри и без ее дружбы. Теперь она могла с тем же успехом жить в Чармуте, Ситауне или Айпе. Поразительно, как в таком маленьком городке нам с ней удавалось настолько хорошо избегать друг друга. Но с другой стороны, она стала так занята новыми коллекционерами, что я видела бы ее реже, даже если бы пыталась. Хотя я и приспособилась к ее отсутствию, в сердце у меня оставалась тупая боль, словно трещина, которая, пусть и залеченная, всякий раз дает о себе знать при сырой погоде.